– Хорошо! – крикнула женщина с ребенком на руках. – Хорошо!

Мама крепче прижала к себе Дика, она плакала, но глаза ее блестели.

– Мы скоро снова увидим Генри, сын, и папу тоже, – прошептала она. – Разве это не замечательно?

Потом снова все замолчали, а усталый голос продолжил:

– Я знаю, такая смерть не жертва для вас, которые принесли на алтарь нашей страны отцов и мужей, сыновей и дочерей. Но я прошу у вас ради нашей страны еще одной жертвы.

За последние несколько часов в порядках врага на севере образовался просвет. Он уже закрывается, но местность такова, что небольшой решительный отряд сможет удерживать его еще какое-то время, чтобы немногие смогли уйти.

Никакая часть не может быть снята со своей нынешней позиции. У нас есть вооружение и боеприпасы, но нет людей, которые могли бы ими воспользоваться. Нет никого, кроме вас, женщины, которые слышал меня. Кроме вас, матери.

– Смешно, – фыркнула миссис Болл. – Мы можем уйти в укрытие, которое должны удерживать, пока нас не убьют. Он, должно быть, спятил.

– Если вы, матери, сможете удержать это укрытие, мы сможем провести через него ваших детей, тех малышей, что у вас еще остались.

Мы сможем – вероятность очень мала – увести их в холмы к северу от города. Очень возможно, что они погибнут в пути. Если не погибнут, за ними будут охотиться и уничтожать, или природа, которая милосердней орд, пришедших на нас с востока, и через весь континент с запада, и с юга, закончит то, что начали наши враги.

Но есть один шанс из миллиона, что наши дети выживут, и это зависит от того, предоставите ли вы им этот шанс.

Я знаю, что это очень трудный выбор. Знаю, матери, что вы предпочли бы быть со своими маленькими сыновьями и дочерями, когда я нажму копку и мы все уйдем в ту Тьму, в которой наконец есть мир.

Знаю, как ужасно вам будет умирать, не зная, какая судьба ждет ваших детей, и я не просил бы вас делать этот выбор, если бы не одно.

Это сумерки наших дней, сумерки демократии, свободы, всего того, чем была Америка, чем мы жили и за что умираем. Если есть какая-то надежда на будущее, то только в ваших сыновьях и дочерях.

Если они погибнут, погибнет Америка. Если благодаря вашей жертве они выживут, тогда в будущем, которое мы не можем предвидеть, Америка снова будет жить и демократия и свобода снова поселятся на зеленых полях, которые сегодня лежат опустошенные.

Если вы решите дать Америке эту слабую надежду, если вы решите принести эту жертву, оставьте детей под присмотром смотрителей убежищ, в которых вы находитесь, и немедленно направляйтесь в штаб, чтобы получить оружие и выслушать приказы.

Мы не знаем, каково будет ваше решение, пока достаточное количество вас не явится в штаб¸ чтобы предпринять попытку совершить невозможное. Мы вас ждем. Придете ли вы? Матери, выбор за вами.

Голос смолк, и очень долго никто не шевелился, никто ничего не говорил. Потом неожиданно все женщины встали. Все целовали своих детей и направлялись к занавесу у основания лестницы, ведущей на станцию.

Они отодвигали этот занавес. Поднимались по ступеням. Они шли быстро, очень быстро, и лица их сияли; однажды Дик видел, как так же сияло лицо невесты в белом, идущей по проходу.

Ушли все, и на станции остались только дети и старик в выцветшем синем мундире, который был ему слишком велик.

Стало темней, чем в пещере людоеда. Темнота исходила из черных отверстий на концах платформы. Маленькая холодная рука сжала руку Дика.

– Мне страшно, – прошептала маленькая девочка с каштановыми волосами.

– Эй! – сказал Дик, сжимая ее руку. – Бояться нечего. Я позабочусь о тебе.