Но другое чувство постоянно наседало на первое и не давало покоя. Оно присутствовало во мне, сверлило, будоражило, давило, иссушало душу на каком-то подсознательном уровне. Я не мог до конца осознать и прочувствовать его. Я только смутно догадывался о его присутствии, но от одного этого мне становилось попросту жутко. Я вспомнил Горького:

«А был ли мальчик?» Отсюда я попытался провести параллель, хотя это становилось явно выше моих сил. Но всё же, всё же, я пересилил себя, и…задал самый странный в своей жизни вопрос…не кому-нибудь, а самому себе.

«А была ли девушка?»

Я постарался вникнуть со всей силой эмоций в эту, казалось бы, нелепость. Собственно, откуда она взялась, я даже не могу ответить. Эта нелепость пришла ко мне откуда-то со стороны, словно кто-то посторонний шепнул мне эту поразившую меня мысль. Мне было довольно жутко сознавать её, но одновременно, какое-то странное любопытство прожигало мои нервы до самого основания. В самом деле –

«А была ли девушка?»

Действительно, как будто видели её, разговаривали с ней только мы четверо. А как же остальные одиннадцать? Где в это время были они? Они ничего о ней не знают. Не могли же наши товарищи внезапно исчезнуть, тем более что их большинство. А, что если допустить… что исчезали мы. Но наши палатки, костёр оставались на своих местах. Радиоприёмник, помехи, каменный идол, гроза. Всё это было загадочно, непонятно, необъяснимо. Затем её странная молитва и сообщение своего, якобы, адреса. А, вдруг, в названии деревни зашифровано что-то другое. Она бормотала какие-то загадочные координаты. Всё-таки во всём этом необходимо спокойно разобраться, обдумать, проанализировать, а не кричать это название на каждом углу, каждому встречному.

Игорю я постарался сказать как можно спокойнее:

«Слушай, Игорёк, пойми…нам ещё необходимо понять и оценить всё это. Поэтому, прошу тебя, не кричи ты пока это название. Не надо. Не рискуй».

«Чем…не рискуй?» – спросил Игорь и в недоумении выкатил на меня свои несколько близорукие глаза.

«Всем!» – неожиданно резко ответил я, затем также резко поднялся со своего места, сгрёб в охапку книги и направился их сдавать.

Книги принимала у меня заведующая залом.

«Мальчик, твой приятель, кажется, что- то хотел спросить у меня, а вы запретили, почему?.. Это же его право».

«Хорошо» – я посмотрел в стоящее рядом зеркало, и мне показалось, что лицо моё побледнело – «хорошо» – я почему- то перешёл на шёпот – «он сейчас у Вас спросит, только, пожалуйста, зайдите с ним в служебную комнату и тихонько говорите…не надо громко говорить… пожалуйста».

Безусловно, в её глазах я выглядел типичным дебилом. Кажется, она даже несколько отшатнулась. Затем она огляделась по сторонам, видимо ища поддержки, а, может в надежде на то, что среди читателей окажется представитель нашей доблестной милиции.

«Да что с тобой, мальчик, не понимаю. То кричите на весь зал, то требуете шёпотом говорить».

Затем, она тоже шёпотом зачем-то добавила: « Ты знаешь, мне уже сорок восемь лет сейчас. А когда мне было десять, наш город захватили фашисты. И сразу же, как они появились – в тёмных касках, с автоматами, мы тоже шёпотом стали разговаривать. Но тогда была война, а сейчас…не понимаю, мальчик. Если мы в служебку зайдём, так зачем шептаться, можно и нормально поговорить».

«Ладно, как хотите» – буркнул я и подошёл к Игорю.

«Иди, спроси у неё…про эту деревню. Только…не кричи, прошу убедительно…не кричи. И она пусть не кричит…» – и совершенно бестолково я зачем- то добавил – «соблюдайте осторожность».

Игорь взглянул на меня бестолковым взглядом. Бледный и какой- то взъерошенный он направился к этой женщине. Затем они скрылись в служебном кабинете.