Углубив морщины на щеках, мать улыбнулась ему сквозь слезы. Она вдруг почувствовала себя защищенной, счастливой и любимой. Заинтересованные зрители растроганно улыбнулись маленькой старой леди и вернулись к своему ужину. Миссис Прентисс принялась изящно поедать пирожные, блуждая взглядом по соседним столикам.

Уэйн смотрел на мать, пытаясь представить себе ее молоденькой девушкой. Отец в ней души не чаял – так, по крайней мере, она всегда ему говорила. Из-за хрупкого телосложения ей не советовали иметь детей – это она тоже ему говорила много раз. Тогда зачем же она его родила? Просто не смогла устоять или решила предоставить его отцу неоспоримое доказательство своей любви? Или захотела по совести уплатить за кров, стол и статус жены? (Бедная и миловидная, она вышла замуж за достаточно обеспеченного мужчину.) Хотелось бы Уэйну знать, что ею руководило.

– Мама, – спросил он, – а почему у меня никогда не было брата или сестры?

– Тебе одиноко? – живо откликнулась она.

– Нет.

– Я сама старалась составлять тебе компанию в играх, когда была молодая. То есть моложе, чем теперь. Это же хорошо, что мы с тобой вдвоем: мать и сын. Мы добрые друзья, разве не так, дорогой?

– Да, мама. – Он подавил вздох.

– Будь я уверена, что и другие дети вырастут такими, как ты, я бы родила еще. – Миссис Прентисс подождала, напряженно глядя на сына.

– Спасибо, дорогая, – сказал он галантно.

Стоя на кухне в подвальном этаже их с матерью бэй-риджского дома, он увидел, как из закрытого крана в медную раковину упала капля воды, и, достав носовой платок, стер ее. Он сделал это по привычке. С шестилетнего возраста чистка раковины была его еженедельной обязанностью. Двадцать пять лет он начинал каждое воскресенье с тряпкой в руках – кроме того времени, когда служил в армии, разумеется.

Уэйн выключил газ. Молоко разогрелось как раз так, как она любила: пенка только-только начала образовываться. Он налил его в высокий тонкий стакан и поставил рядом с украшенной цветочным рисунком тарелкой, на которой лежали два печенья «Набиско». Держа поднос в одной руке, а другую поднеся к электрическому выключателю, он окинул кухню взглядом, как делает опытная домашняя хозяйка, когда собирается выйти из комнаты. Кастрюлька! Поставив поднос, он вымыл сотейник из-под молока, вытер и повесил на крючок. Подождал, пока перестанет раскачиваться.

На маме была изящная батистовая ночная сорочка с длинными рукавами и большим количеством складочек. Волосы она заплела в две косы и перевязала узкими лентами лавандового цвета. Свет бра с абажуром из присборенного розового шелка удачно ложился на ее лицо.

– Как славно, – сказала она, с улыбкой глядя на поднос, – что мы можем радовать друг друга этими маленькими излишествами. В воскресенье ты будешь спать до обеда, а завтрак тебе принесу я. Встану пораньше и приготовлю все, что ты любишь.

– Нет, мама! Я не могу тебе этого позволить.

– Позволишь. Это моя привилегия и мое удовольствие. К тому же так будет справедливо: ты обслужил меня, а я обслужу тебя.

Он сдался. Спорить с нею не имело смысла. Помолчав, он спросил, удобно ли ей.

– Я пригрелась как котенок.

– Хочешь еще чего-нибудь?

– Нет, но ты не убегай. Посиди немного.

Уэйн придвинул себе низкий стульчик и сел. Колени почти доставали до подбородка. Брюки задрались и натянулись. Он поерзал, стараясь принять такое положение, чтобы они не лопнули по швам.

– Как дела в конторе? – спросила мама, подперев подбородок ладонью.

– Да так себе. Обыкновенно. Ничего интересного.

– Ничего?

– Кроме того, что я вышел в холл и увидел приятную леди, которая меня ожидала. – Он пожал ей руку и был вознагражден сиянием удовольствия на ее лице.