«Пересаживаться» ей было в порядке вещей. Она терпеливо перенесла переезд в другую страну, смену друзей и дома – только одиночество давалось ей с трудом и пустота, оставшаяся после смерти мамы. Когда она была ещё жива, то учила дочку самому главному – никогда не сдаваться, не вешать нос и верить в завтрашний день. Ведь всё, говорила она, зависит только от самого человека, потому нечего откладывать на потом, а можно прямо сейчас начинать лепить то завтра, что придётся по душе. Сама женщина до последнего дня не теряла надежды и баловала дочку нелегко дававшейся, но тёплой улыбкой, с которой и почила.
Ещё тогда, узнав о болезни жены, Лев пристрастился к бутылке. Северинке это не нравилось. Ну не сами бутылки, конечно, а странный непредсказуемый папа. От одного только запаха малышка сразу же морщила носик и неслась к маме прятаться в подол. Но мама учила не бояться трудностей, вот Сева и тут не растерялась. Когда в очередной раз пьяный отец на карачках прибыл домой и мама не сдержала слезу, малышка спрыгнула с её коленей и с грозным видом направилась в коридор. Там она внимательно посмотрела в глаза тату, который от неожиданности перестал мычать и замолк, а бесстрашная девочка прислонила пальчик ко лбу Льва и твёрдо приказала: «Не лезь к маме! Ползи в свою комнату, алкаш!»
И он пополз. Даже и «му» поперёк не посмел вставить. Мама сказала дочке, что такой палец – волшебный, и во всей случаях, где немножко страшно, можно обращаться к его силе.
Северина на всю жизнь запомнила ту сцену, где поверила в себя, и вспоминала, когда нужно было набраться смелости там, где кажется, хода уже нет. И не раз она убеждалась, что у страха глаза велики, а на деле всё может обернуться совершенно иначе.
В песочнице самые наглые дети при виде «волшебного» пальца стали обращаться в бегство и неистово трясли мамкину юбку с призывами убрать страшную девочку подальше, а навязчивые родственники сразу прекращали попытки затискать Ринку до кукожения; даже на рынке она не раз так добивалась у незнакомого продавца тяжёлой конфеты. Да мало ли где пригодился палец – волшебство везде пропрёт!
Даже улитка привыкает к прыжкам, если лежит в поясной сумке у кролика, вот и Сева привыкала к сентябрю. На второй неделе она шла в школу уже с поднятой головой и подпевала наушникам в телефоне. Похоже, что на этот раз заговора против неё не планировалось – к школе подходил один только Алеш, без компании.
У входа он с ней поравнялся, явно намереваясь сказать очередную глупую пакость. Наушников он не заметил и уже привычно отколол заготовленную шуточку, но Сева не обиделась: хорошо без ушей! Дубеку это не понравилось, и он, скривив губы, промычал ещё что-то, но Ринка снова не разобрала. Это было выше сил неуравновешенного Алеша. Он преградил ей дорогу и понял наконец-то, почему не получил ни одного ответа, – со злостью он дёрнул за наушники:
– Ты что, Хвост, совсем уши не чистишь!
– Чего тебе надо от меня, бревно дубовое? – уставилась на него Лиса. – Кая, что ли, совсем надоела? Иди и её доканывай.
Он не сразу нашёлся с ответом и просто оскалился:
– Ты что, в конец спятила! – И грубо ущипнул её в плечо.
– Ай! – отпрыгнула она. Но потом подняла перед лицом Алеша твёрдый палец и пригрозила ему, будто дубиной: – Не смей обижать девчонок! Тоже мне, парень нашёлся. Так только слабаки делают!
– Слабак! Это я-то слабак? – распалялся он, и вокруг стали останавливаться заинтересованные ученики. Но дальше возгласов Дубек не знал, что делать, и стал краснеть под чужими взглядами. – Я-то слабак? – продолжал он вопрошать, но все вокруг молча хлопали глазами.