Гуюк развязал опутинки вокруг ног орла, дал птице приготовиться и подбросил ее в воздух. На сильных крыльях орел быстро набрал высоту и закружил в сотнях футов над ним. Для охоты было поздновато, и Гуюк подумал, что орел далеко не улетит. Он развязал приманку, размотал веревку и с гордостью взглянул на орла. Его темные перья отливали красным, а благородством он не уступал Гуюку – происходил от птицы, которую сам Чингисхан поймал еще ребенком.
Гуюк начал вращать приманку все быстрее и быстрее, пока веревка стала не видна. Орел покружился и, камнем упав вниз, на миг исчез за холмом. Хан улыбнулся: повадки птицы он знал хорошо. Тем не менее орел удивил его – появился сбоку, а не оттуда, куда он смотрел. Гуюк углядел темный силуэт с расправленными крыльями – орел бросился на приманку и с криком принес ее на землю. Гуюк тоже крикнул, хваля орла, и рукой в перчатке протянул ему кусок сырого мяса. Орел жадно набросился на угощение, а хан завязал опутинки и поднял его повыше. Было бы посветлее, устроили бы охоту на лис или зайцев, но вечер быстро вступал в свои права. Успокоившегося орла Гуюк привязал к передней луке седла.
Пока он занимался орлом, Анар лежал на земле, постелив толстую попону. Молодой человек не первый день служил хану, но по-прежнему нервничал. Вот Гуюк снял перчатку и на миг застыл, наблюдая за слугой. Осклабился – вышла ленивая улыбка хищника.
Но тут же она померкла: Гуюк услышал вдали стук копыт и звон колокольчиков. Он поднял голову, негодуя, что к нему посмели приблизиться. Даже гонцу не следовало мешать ему в этот вечер. Гуюк сжал кулаки и, чувствуя себя неловко, застыл в ожидании неведомо кого. Этого неведомого, по какому бы поручению тот ни спешил, он отошлет до утра в лагерь. На миг хан подумал, что какой-то идиот нарочно решил помешать ему. Такое очень в духе простолюдинов, и Гуюк пообещал себе выбить имя у гонца злоумышленника. Он с удовольствием назначит шутнику наказание.
В сгущающихся сумерках Гуюк не сразу узнал Бату. Двоюродные братья не виделись со дня возвращения из Большого похода на запад, да и ехал Бату, низко опустив голову. Вот он поднял ее, и Гуюк от изумления вытаращил глаза. Никогда в жизни хан не чувствовал себя таким одиноким. Его драгоценное войско осталось далеко – не дозовешься.
Мрачно улыбаясь, Бату спешился. Анар задал какой-то вопрос, но Гуюк не услышал, потому что со всех ног бросился к коню отвязывать меч, прикрепленный к седлу. Орел забился, испуганный чужаком. Хан бездумно развязал опутинки и отошел от коня, чтобы обеспечить свободу для маневров.
– Не нужно суетиться, господин мой, – проговорил Бату. Спешился он, лишь убедившись, что Гуюк не попробует сбежать. – Эта встреча назревала так давно, что пара мгновений ничего не изменит.
Гуюк заметил меч на поясе Бату и впал в отчаяние. Пока он таращился, незваный гость вынул клинок из ножен и проверил его остроту.
Сам Гуюк держал в руках меч с волчьей головой – лезвие из синей стали, резная рукоять. Меч передавался в его семье от отца к сыну, от хана к хану. Одно прикосновение к нему придавало сил. Обнажив меч, Гуюк бросил ножны на траву.
Бату приближался медленно, каждый его шаг источал уверенность. Быстро темнело, но Гуюк видел, как блестят глаза врага. Хан ощерился, борясь со страхом. Он ведь моложе Бату,[14] и он учился орудовать мечом у мастеров. Гуюк расправил плечи, чувствуя на лбу легкую испарину; сердце бешено билось. Он не ягненок и без боя не сдастся.
Бату почувствовал его уверенность, остановился и глянул на Анара. Слуга Гуюка стоял шагах в десяти от него, разинув рот, как голодный птенец. Хан понял: если не остановить безумный порыв Бату, погибнет и Анар. Он стиснул зубы и поднял меч.