Целый месяц в разлуке с Эмилем. Ей совсем не хотелось оставлять племянника одного. Она прекрасно знала, как он возмутится и огорчится.

– А вдруг часовщик сразу распознает во мне девушку низкого происхождения? Я ведь работала только здесь. Едва ли я гожусь в горничные для его дочери. Почему бы не попросить кого-то другого, кому не надо притворяться?

– За ближайшие две недели мы тебя подучим. Отшлифуем речь, наймем настоящую femme de chambre, чтобы показать тебе, что к чему. Но сдается мне, Рейнхарт едва обратит на тебя внимание. Богатые обычно не считают слуг за людей. А его дочь – наивная особа. Ей не с чем сравнивать.

– Сколько ей лет?

– Семнадцать.

Мадлен поерзала на стуле. Немногим меньше, чем было Сюзетте, когда та умерла.

– Что о ней известно?

Камиль поковырял в зубах.

– Неискушенная. Почти ребенок. Совсем недавно вернулась из монастырской школы, где отец продержал ее десять лет. Сомневаюсь, что тебе удастся выудить из нее что-нибудь интересное, но попробовать стоит.

Мадлен задумалась о предложении. Нетребовательная госпожа, чистые простыни, теплый дом. Способ выбраться отсюда. Однако ее не оставляло тревожное ощущение, что вся эта затея – ловушка.

– Сколько мне за это заплатят?

– С оплатой я разберусь сама, – молниеносно ответила маман.

Это точно. Разберется, как разбиралась с деньгами, которые девушки получали за свои услуги. Деньгами, которые якобы шли на их содержание. Мадлен такой вариант не годился, ибо в случае ее согласия на работу и готовности полиции платить она ставила себя в опасное положение.

– Если я соглашусь на ваше предложение, деньги я должна получить сама, – сказала Мадлен, пристально глядя на Камиля. Она видела, как мрачнело лицо маман, в которой, словно дым, поднималась ярость. – Затем мы поделим деньги.

– Да ты настоящая дочь своей матери! – засмеялся Камиль, окидывая ее взглядом. – Хорошо. По завершении работы ты получишь на руки пятьсот ливров. Как ты будешь делиться с матерью – твое дело.

Пятьсот ливров! Маман хорошо поторговалась. Но это выглядело подозрительно легким и гладким.

– А когда я выполню это задание, что вы предложите мне потом? – спросила Мадлен.

– Ты поднимешься на несколько ступенек выше, мадемуазель Шастель. Если успешно справишься, получишь новые предложения, где будет больше обязанностей, но и больше денег.

Если она успешно справится. А если нет? Если Рейнхарт и его дочь раскусят ее? «Мухи», как называли шпионов полиции, у всех вызывали отвращение и ненависть. Разоблаченных забивали камнями на улицах, а оставшиеся в живых становились изгоями. Но кем, по правде говоря, была она сейчас? Какие еще возможности открывались перед ней – бордельной девкой со шрамом? Она так и будет влачить свое существование в «Академии», глядя, как все новые девушки заражаются сифилисом. А что ждет Эмиля? Атмосфера борделя разъест ему душу или вовсе погубит. Пока он мал, клиенты его щадят, но потом могут и убить. Не они, так слабое здоровье.

Она облизала губы:

– Но если Рейнхарты догадаются, кто я такая, или если я не найду то, что вам нужно, что будет со мной?

Камиль не ответил на ее вопрос. Он сказал другое:

– Если будешь вести себя правильно, если ты действительно умна, как утверждает мадам, тебя не разоблачат и ты успешно выполнишь мое поручение. – Он склонил голову набок. – Ну так как, мадемуазель? Тебе хватит смекалки, чтобы одурачить хозяев и остальную прислугу? Чтобы похитить секреты Рейнхарта и принести их мне?

Мадлен выдержала его взгляд. Едва ли не всю жизнь она лицемерила и притворялась. Неужели она не сможет разыграть горничную перед часовщиком?