Я убрал руку с ручкой, занесенную для подписи. Вытер о робу масло с пальцев, взял документ и, достав из нагрудного кармана очки, повесил на нос. Понятно, чего Машка пунцовая и юлит. Оказывается, мне на подпись дали назначение из бессрочного контракта в срочный. Это что значит? Значит, что со мной подписывают договор сроком всего на год. Для чего?.. Ясен пень, как-никак я уже давно пенсионер, а вышвырнуть меня взашей, при наличии бессрочного трудового договора, не так просто – «золотой парашют» придется выплачивать и с трудовым законодательством объясняться. А тут контракт с конкретной датой, вышел срок – и гуляй, Вася, вернее, Валера. Можно и не продлять…

Китайские пассатижи! Знал я всю эту муру очень даже хорошо – потому что Борисыча из соседнего цеха как раз под такой мутный шумок «Александр Борисович, так надо, подмахните побыренькому» с завода под жопу мешалкой и выперли. Несмотря на все его ветеранские заслуги, кубки и оставленное на заводе здоровье. И главное, он-то подписал, а ему лапшу потом на уши вешали – мол, Борисыч, ты не дрейфь, все пучком будет, через год мы документы продлим. Как же, через год вместо нового контракта ему вручили обходной. Мол, любим, ценим, уважаем, но предприятие больше в ваших услугах не нуждается. Сам понимаешь, ты динозавр уже.

Это в советское время труженики, проработавшие на одном месте многие десятки лет, ценились и чествовались. А теперь в почёте другие ценности, и хромому поросёнку сиська возле письки.

– Это что выходит, Маха? Не нужен больше слесарь шестого разряда предприятию? – спросил я, гневно покусывая губу.

– Господи, Лютов, все эти бумажки, – всплеснула она руками, – формальность очередная! Сколько уже такого было! Забыл? Да не смотри ты на меня, как на контру… Я что сделаю, Валер? Велено всех пенсионеров на такую систему перевести. А у тебя, голубчик, пенсия уже как два месяца!

– А если я подписывать не хочу? – я приподнял кустистую бровь над дужкой очков.

– Не хотеть за забором будешь! – в каморку табельщицы вошел старший мастер. – Сказано подписать всем пенсионерам контракт, так будь добр.

– Эдик, – зыркнул я на вошедшего, – тебе подсказать, куда идти, или сам дорогу найдешь? Тебе надо, ты и подписывай…

Я решительно снял очки и вернул их обратно в нагрудный карман.

– Тебе уже о сырой земле думать надо, а не о контрактах, – старший мастер тут же от меня отвернулся, будто разговор окончен. На самом деле, он не хотел со мной связываться. Эдик вопросительно кивнул табельщице: – Кривошеев ушел уже? Зараза, мобилу не берет, а я не могу 78–90 детали найти.

– Здесь твой Кривошеев, еще не забирал пропуск, – откликнулась Мария Елисеевна, взглянув на ячейку для пропусков.

Я скрипнул зубами. Это что получается? Больше сорока лет жизни я заводу отдал, и чтобы вот так от меня избавлялись, как от бракованной детальки?

– Слышь! Эдик! Я хочу с Савельичем поговорить, – глухо произнёс я. – Если вы так вот разгонять начнете, кто же тогда работать будет? Кто опыт будет молодым передавать? Не боишься, что цех встанет?

– Ты, дядь Валер, тоже драмы-то не накручивай, – Эдик, не отвлекаясь от своих дел, взял со стола пачку подшитых технологий производственного процесса, начал что-то искать. – Маршрутка не попадалась?

Я заглянул старшему мастеру в глаза.

– Вижу, ты не допетриваешь, Эдик, в чем соль… Вот скоро тебя так выкинут, как пса, тогда посмотрим, – процедил я.

Мастер задумался. Сам по себе он был неплохим мужиком, а быть козлом его обязывала работа. Ответа не последовало, потому что из-за двери раздался грохот. Не просто грохот, а такой гром, что всё у нас под ногами вздрогнуло.