Прохлада, ветер гоняет грустные облака, наевшиеся соленой влагой и не умеющие более держать ее в себе. Дождь вырывается с мерзостным стуком, разнося барабанный треск под небосводом. Гул безмятежно гуляет по улицам, глотая пыль. Острый стук каблуков неспешных людей развеивает мрак, сеет ночь. На улице темно, но утро.

Пожалуй, надо сходить, прогуляться… Красиво здесь, но стоп, опять они. Те самые, что без лишней робости цепляют губы и кусают их. Сладостно, в порыве нежной страсти, они дают себя друг другу. Но что такое… Она его ударила? За что?! Он отвернулся и ушел? Почему?! Надо спросить…

– Девушка-а…

– Отстаньте от меня!

Голос дрожал, молил. Волосы, облипшие кожу, не шевелились. Размытая тушь стекала по щеке. Она стояла и молчала, забыв про сбитое дыхание. Мысли шумным вихрем, говорившие о любви к нему, сметали и ломали лучшие воспоминания. Он – ничтожество!

– Молодой человек, объясните мне хоть Вы, что здесь происходит?

– Все печально, мой друг. Я ей изменил.

– Как? Почему?

– Не знаю. Само все получилось. Я сидел дома, гоняя свой гм… Она без стука влетела…

– Кто она?

– Ну эта, как ее… Мила. Увидев меня, ее глаза загорелись. Искра из ее зрачка хлестнула меня по щеке. Дальше все как в тумане. Она еле-еле стянула с себя платье, прилипшее к потной коже. Спустившись на колени, она… о Боже, зачем Вам это говорю… начала стягивать с меня штаны. Она хотела его, и меня, разумеется. Начала трясти своими дойными грудями, висящими чуть повыше ее складчатого пупка… Что я мог сделать?!… От нее несло «Тройным экспериансом», удушливым как угарный газ и слезоточивым как перцовка. Нагнувшись, она начала смачно чавкать. Белая жидкость струилась из глотки, она давилась эти дерьмом, глотала его… Фу, как противно…

– А дальше что?

– Мужик, отстань. Мне тяжело, не видишь, что ли? Я люблю ее, свою прекрасную Софи! Пусть она вернется… Помоги, прошу!

– Не надо…

– Софи?!

– Да. Я так рада, что это не измена, а подобие лишь той мерзости… Люблю тебя, Георг. Идем отсюда… И да, спасибо Вам… эм…

След Гарри был виден на снегу, а самого его – нет…

Смерть безумна и быстра. Один взмах косой и ты уже мертвый лежишь подле нее. Орудие упало, звонко брякнув, и испарилось, как жизнь твоя. Простая, но в то же время запутанная, ушла от тебя. Душа летит туда, откуда не вернется. Где-то там, что ближе к сердцу, покалывало и давило временами, её больше нет. Безумно быстро умирает и медленно воскресает. Увидев пластичную резину, которой мягко обтянуло череп, ты не в себе. Молчишь, стоишь и громко изнутри кричишь. Кипит твой разум, безмятежно стекает по щеке слеза. Ты помнишь, как он жил и что творил? Конечно, да. Ты любишь или разлюбил? Наверное, не то и не другое. Ты равнодушен? Конечно, нет!

Я помню, как еле передвигал ногами и делал то, что для него великий подвиг. Шагал он тяжко, задыхаясь, при каждом вздохе поднимал голову, сверкая зрачками и пытаясь разглядеть бога. Стараясь попросить помощи, таблеточки заветной. Но ответа нет, лишь ветер с севера рисует на щеках замерзшие узоры. Поверить в то, что так все быстро, я не могу.

Извольте, вы не понимаете, какая это мука, держать его закрытые глаза на руках, скрестив голени и опустив смиренно голову? Ведь он не придет, не скажет ни привет, ни как дела. Лишь молча ляжет неподвижно. Все прекратилось для него, и он не в состояние терпеть столь сильные тяжелые минуты, что сладкий запах воздуха щекочет внутри. Его слишком мало, как и времени, бегущего от начала к концу. Мы все когда-то ляжем и уснем навеки. Нас внезапно все полюбят. Но знайте, что скажу я Вам – любите сейчас, пока все живо.