Юлька сказала, что ждёт к девяти, назвала адрес, объяснила, где свернуть.

На скамейке у подъезда сидели три бабушки – как три птицы на ветке (сейчас сказали бы – «социальная группа»). Юлька придерживала руками полы плаща, под которым не было ничего, кроме прозрачного лифчика. Трусы она решила не надевать, в них было уж слишком неудобно. Туфли на высоком каблуке Юлька приобрела прошлой осенью в свадебном салоне – по справке, которую ей достала знакомая. А плащ был вообще что надо – даже Верка одобрила. Стенина всегда была одета лучше всех, и Юлька привыкла сверять с ней одёжную стратегию.

Идея с плащом была почерпнута в видеосалоне, куда Юлька несколько раз ходила с художником Вадимом – ему, как он утверждал, требовалось вдохновение. Теперь Вадим был далеко, законный муж – неизвестно где, а сама Юлька отважно стояла у родного подъезда. Бабушки смотрели на неё и шептались, что девка, видно, юбку дома оставила, – не понимали, старые калоши, что так оно и было на самом деле.

«Мерседес» подъехал к подъезду ровно в девять, было ещё совсем светло. Алексей открыл окно, голова его с трудом помещалась «в экране».

Старухи потрясённо замолчали. Да что там – время остановилось!

Юлька грациозно шла к машине, не заметив, как у соседки сорвалась с поводка болонка. Белый ком с гадким сиреневым животом и гниющими глазами подкатился к Юльке и ткнул её лапами. Плащ распахнулся, и Алексей увидел то, что ему готовились показать несколько позже. Там был выбрит такой красивый лепесток! Юлька корпела над ним целое утро. (Бабки ничего не заметили, так им и надо.)

Она села справа от водителя, попыталась скрестить ножки – но они были слишком длинными для таких манёвров. Алексей выехал со двора, и только тогда, выдохнув с облегчением, Екатеринбург погрузился в глубокие, нежные сумерки.

Ночные катания по городу на «мерседесах» – это был в те годы национальный уральский спорт. Алексей не стал мудрить с программой развлечений – они катались, катались, катались по улицам, и Юлька не сразу поняла, что они повторяют вчерашний царский маршрут. К тому моменту она была уже так накалена, что на ней можно было что-нибудь поджарить. Развязала пояс плаща – там всё было на месте: чёрное, прозрачное, тканые розочки как комочки жеваной промокашки.

«Мерседес» тем временем покинул город, направляясь, судя по всему, к ближайшему озеру (Юлька позабыла все названия – в голове крутился только «Тургояк», но Тургояк был далеко и вспомнился напрасно). Алексей всё так же молчал. Ему раза три позвонили на «сенао» – громоздкий радиотелефон с длинной, как крысиный хвост, антенной – он слушал и отключался. Юлька, решившись, сняла плащ, бросила его на заднее сиденье, где всё ещё, наверное, пахло духами испанских тётушек. Кружевные лямки натёрли плечи, проклятая сеструха впарила ширпотреб! Юлька стащила с себя лифчик. Она совершенно не знает этого Алексея, а с Валентином они прожили вместе уже полгода. Валентин хороший, но она никогда не желала его так, как эту молчаливую гору с руками-деревьями.

Юлька вспомнила – ужасно некстати – обидную опечатку, которую недавно сделали в машбюро. Она подписывала свои заметки Юля Калинина, именно Юля, не Юлия. И одна из машинисток отдала ей лист, где стояла подпись «Бля Калинина». Буквы Ю и Б – соседки по клавиатуре. А если ей и вправду пора менять буквы? Что с ней происходит? Ведь если они сейчас разобьются – Алексей так гонит! – её найдут рядом с ним совершенно голую.

– Приехали, – сказал Алексей. Он вышел из машины и быстро разделся. Сложен он был великолепно, хотя это было ясно и раньше. Не зря Верка говорила, что мужское тело красивее женского, – она открыла это с помощью скульптуры и живописи.