– Снежана, – позвала мать из кухни, – оставь папу в покое! Иди-ка переодевайся и садись ужинать скорее!

«Ох, как же нелегко унять ребенка, да еще после такого изнурительного рабочего дня!» – подумала она.

Дочка, отчаявшись в конце концов привлечь папино внимание, прислушалась к ее призывам, и Марина, поужинав на скорую руку, села проверять тетради. Напрасный труд, но ведь дети завтра будут требовать оценки за свои произведения. Крупные буквы, написанные неуверенной детской рукой, мерцали перед глазами, становились почти неразличимыми в ярком электрическом свете. Страница за страницей, тетрадь за тетрадью…

Вдруг тонкие Маринины брови неожиданно взлетели вверх, выражение лица стало удивленным и отчасти растерянным.

– Олежка! Олег! – громко позвала она.

Но не так-то просто было завладеть вниманием мужа. Когда наконец он вошел в комнату, Марина попросила его плотно закрыть дверь, чтобы разговор не услышала дочка, которая в соседней комнате листала свои электронные учебники на новеньком ноутбуке.

– Послушай, пожалуйста, одно сочинение, я тебя очень прошу, – сказала жена, открывая тоненькую тетрадь с веселым Микки-Маусом на обложке.

«Мое заветное желание – стать новым плазменным телевизором. Только представьте: папочка каждый вечер будет внимательно слушать мои школьные новости и восхищаться моими успехами. О, он никогда не будет меня перебивать, и тогда сколько всего я успею ему рассказать! Я ведь сегодня быстрее всех бегала на физкультуре и единственная в классе правильно решила сложную, ну просто очень сложную задачу по математике.

Еще бы я хотела чаще играть во дворе с Сонечкой и Машенькой, у них есть такие чудесные скакалки, а еще они умеют рисовать классики. Но приходится после уроков сидеть в школе с Игорем, Вероникой и Каринкой, которые постоянно хвастаются своими наушниками и смартфонами.

Кроме этого, я мечтаю, чтобы папа научил меня ездить на велосипеде. Но мама говорит, что это все глупости и что нам нужно покупать не велосипед, а машину.

Если бы я была телевизором, мамочка каждый вечер смотрела бы на меня и смеялась или грустила вместе со мной, а не с какой-то Анжеликой из бесконечного сериала. На уроках мама говорит, что нужно всех-всех людей любить. А я вот никак не могу полюбить эту настырную Анжелику.

Еще я мечтаю, чтобы папа снова дарил маме цветы. Как и тогда, когда я еще ходила в садик. Они были такого прекрасного золотистого цвета, цвета маминых волос. О, какие же они были красивые! Мама ставила букет в большую хрустальную вазу, а потом весь день улыбалась и напевала какую-то прекрасную мелодию. И папочка так часто брал меня на руки.

Теперь напишу о том, чего я не хочу. Я совсем не хочу быть певицей. Лучше стать врачом или, может быть, спортсменкой. Но мама обязательно рассердится, когда узнает об этом.

Я уже взрослая девочка и знаю, что мои мечты никогда не исполнятся, что человек не может превратиться в плазменный телевизор даже на несколько минут. Ведь чудеса бывают только в сказках, как недавно говорила мама».

– Ничего себе! Бедный ребенок! – с негодованием воскликнул муж, дослушав до конца. – Неужели бывают такие родители!

– Знаешь, Олежка, это сочинение написала наша Снежана.

В комнате повисла тишина.

В душе у Алексея жила тайна. Многие говорили о ней, посмеиваясь, но он сам никак не мог разгадать ее сути. Он просто чувствовал ее. Странную и изменчивую, как сама жизнь. Жизнь никогда не угасает. Как и тайна. Сначала она была наивной и действительно немного смешной, как девчушка с тонкими косичками: пахла ванильным мороженым и постоянно пачкалась чернильной шелковицей. Только не была вредной, как первоклассница Настя Азарина. «Лешка-Алешка – рыжая кошка!» – заливалась она, глядя на переминающегося с ноги на ногу худощавого Белова с кудрями цвета солнца и веснушками, щедро рассыпанными по щекам. А он хмуро молчал. И это веселило проказницу еще больше – ведь обычно Алешка был настоящим задирой и никогда не пропускал мимо ушей обидных слов. Но бросить что-то грубое в ответ, а то и дернуть за коротенькую косичку мешала тайна. Он знал это точно, но все еще не догадывался, что тайна скрыта не в этой белобрысой и кареглазой Насте, а в нем самом.