Начальник Иркутского гарнизона, генерал Сычёв, решил привести взбунтовавшийся полк к порядку и решительно открыл с утра артиллерийский обстрел казарм. В ответ на активные действия по усмирению восставших, генерал Жанен, − представитель Антанты при правительстве Колчака, неожиданно для начальника гарнизона сообщил, что не допустит обстрела и в свою очередь откроет огонь из пушек по центру Иркутска с бронепоезда.

– Это что за выверты! − ревел на заседании с командирами подразделений начальник городского гарнизона, потомственный казак генерал Ефим Сычёв.

− Предатели, шкурники! Что прикажете делать в такой ситуации?

− Выхода нет, придётся подчиниться, Ефим Георгиевич! У них сила многократно поболее будет. Если выступят, сомнут нас как кулёк бумажный.

− А подавить мятеж почему они не хотят нам помочь? Это их союзнический долг. Удержим власть в городе, они смогут беспрепятственно отбыть на восток, − продолжал бушевать генерал Сычёв.

− Своя рубаха ближе к телу. Берегут то, что имеют.

− Сукины дети! Делают из России как из шлюхи, − всё что хотят!

− Да, уж! Загуляла старушка на старости лет! Встряхнётся небось, − омолодится!


Выходило, что генерал Жанен и весь корпус чешских легионеров заняли сторону восставшего полка против правительства Колчака.

Формально это было так, но фактически продиктовано личными интересами, которые сводились к тому, чтобы сохранить в целости железнодорожные пути, вагоны и паровозы, − всё то, что было необходимо для эвакуации чехов и представителей Антанты из пылающей Сибири во Владивосток.

Перед самым новым годом в порт Байкал пришли, вызванные Сычёвым по телеграфу, три бронепоезда атамана Семёнова из Вехнеудинска для подавления восстания взбунтовавшихся солдат гарнизона.

Показалось – гибельную ситуацию в городе удастся исправить.

Но бронепоезда так и не смогли прибыть в город, опять же вследствие действий союзников, которые требовали прекратить стрельбу в пределах железной дороги.

Тем не менее бронепоезда с тысячей солдат направились к Иркутску, но были остановлены в пригороде брошенным по приказу белочехов на путях паровозом и предупредительным огнём с крутого ангарского берега, вдоль которой проходила железная дорога на перегоне Иркутск – порт Байкал. Пришлось возвращать бронепоезда назад.

Отступившие семёновцы ждали исхода событий на берегу Байкала, намереваясь всё же поддержать гарнизон, но вскоре были неожиданно атакованы мощным бронепоездом «Орлик» и разбиты из пушек: чехи ревностно заботились о контроле над всей железной дорогой, что им гарантировало беспрепятственный путь на восток.


В январе бои шли вяло: постреливали в городском предместье, в ответ закипала как будто жаркая перестрелка в центре города, ей вторила беспорядочная стрельба у реки, и всё вновь стихало.

По утру вяло убирали единичные окоченевшие трупы с улиц: как в основном оказалось не бойцов, а ограбленных, под шумок стрельбы, горожан.

Чешские легионеры удерживали под охраной вокзал и вагонное депо с паровозами, выставив посты на улицах, ведущих к полуразрушенному понтонному мосту и вокзалу, и требуя всякий раз не стрелять от противостоящих друг другу противников в сторону железной дороги.

Японцы, закрывшись в глухом дворе частного обширного купеческого подворья у Лагерной деревянной церкви святых Петра и Павла в Глазковском предместья, сидели тихо, усердно занимаясь строевой подготовкой и потягивая местный самогон, за неимением сакэ.

Победы не добились ни восставшие, стремившиеся скинуть власть Колчаковского правительства, ни войска гарнизона.

В городе оказалось сразу два правительства: совет министров правительства адмирала Колчака и Политический Центр, создавшийся из земцев, меньшевиков и социалистов-революционеров.