Поговори, Евгений, с Коростылёвым Вадимом Петровичем. Это профессор с исторического – мой старый приятель. Вчера его видел на входе в университет. Он тоже к деканату на время приема студентов приписан. Вадим этим вопросом, – про гражданскую войну, всю жизнь занимается серьезно. Книжка у него написала об этом – может в ней что-то найдешь. Поговори с ним, может чего он тебе и подскажет. И информацию по ссыльным из Прибалтики ему сообщи. Он такие вещи собирает, переписывается со многими историками в разных странах и республиках бывшего союза.

− Спасибо, Пётр Наумович! Схожу, поговорю. А про ссыльных мало я знаю – ходил по реке и нашёл остатки кладбища с крестами из камня и надписями на латинице. Даты смерти там периода войны, имена в основном прибалтийские. Дедушка сказал, что это был лагерь во время войны и люди из Прибалтики лес валили и сплавляли по реке.

− Ну, давай, с Богом! Удачи тебе, следопыт, – улыбаясь, напутствовал Евгения замдекана.

Поглядев вслед своему студенту, Пётр Наумович вздохнул, надвинул на глаза очки и снова уткнулся в ведомости успеваемости студентов.

Вадим Петрович Коростылёв, в преклонных уже летах профессор с кафедры истории России был обнаружен Евгением в деканате исторического факультета, где на время приемной компании располагался штаб факультетской комиссии.

В Вадиме Петровиче ещё ощущалась не остывающая страсть к исследуемой ряд десятилетий теме, и сам вид выдавал человека, отрешённого от земных проблем и неурядиц, полностью погруженного в мир гипотез, научных теорий и парадигм.

И теперь, в летний период между занятиями, профессор листал толстенную книгу по истории со множеством закладок из цветной бумаги с лаконичными пометками и прихлебывая чай из чашки, продолжал заглядывать на страницу открытой книги, отвлекшись на минутку на вошедшего в деканат молодого человека. По всему было видно, что какая-то мысль ещё не оформилась в голове ученого, свербела и не давала покоя.

Профессор между тем выглядел свежо в светлой рубашке с коротким рукавом и светлых брюках и, если бы не всклоченная прическа, требующая уже давно усилий парикмахера, задумчиво сосредоточенный вид и сверкающие, поднятые надо лбом очки, вполне сошел бы за дачника.

– Вадим Петрович, у меня к Вам есть вопрос по Вашей книжке, – начал диалог Евгений, несколько робея перед седым профессором.

– О! Вы читаете мою монографию по истории гражданской войны в Сибири!? Похвально, молодой человек! Но я, помнится не давал нынешнему курсу ссылку на свою монографию.

Но позвольте, я Вас не помню, молодой человек! Вы студент моего курса? – среагировал на обращение профессор, внимательно и критически оглядывая Евгения, полагая очевидно, что это очередной прогульщик пришел выпрашивать зачет.

– Я не Ваш студент, я учусь на геологическом факультете, но мне нужно у Вас уточнить кое-какие факты. Мне это интересно и нужно.

– Ну что же, коли нужно…, – профессор усмехнулся, несколько удивленно вскинул разросшиеся кустистые брови и кивнув головой, ответил, что готов, так сказать − извольте, задавать свои вопросы, молодой человек.

– Вадим Петрович, меня интересуют события зимы 20 года и история с золотым запасом адмирала Колчака. Что Вы можете об этом рассказать? В частности, как планировался вывоз золота, куда его хотели поместить и как потом использовать?

– Да, − тема не простая. Немного об этом сохранилось документов. Но у меня есть кое-какие сведения и своя версия. Причем в книге о ней мало, что есть. Это так, – мои логически выстроенные, но мало доказуемые, выводы, – ответил Вадим Петрович.