Мальцев шутливо погрозил жене пальцем, та принялась что-то говорить в свое оправдание, но Юрий Петрович, не слушая ее, вновь обратился к Гурову:

– Я считаю, что ребенку нужно прививать как можно больше самостоятельности с детства! Дал ему образование – а дальше сам. Крутись, пробуй, ошибайся. Я в дела своих детей стараюсь не вмешиваться. Пусть пробуют что хотят. Сами разберутся, не маленькие. Потребуется помощь – всегда окажу, но опекать, как клушка, не буду. Верно я говорю?

– Не знаю, – уклончиво ответил Гуров. – Думаю, что полная свобода и вседозволенность тоже не есть хорошо.

– Но кто говорит о вседозволенности? – поднял вилку Мальцев и несколько раз взмахнул ею в воздухе. – Самостоятельность! Вот о чем я говорю. Или вы считаете, что я не прав?

– Мне сложно судить, у меня детей нет, – ответил Гуров, поскольку развивать данную тему и дискутировать с Мальцевым ему совершенно не хотелось.

– Да? – искренне удивился Мальцев и добавил с некоторой бестактностью: – Это вы зря. Впрочем, вы сыщик, у вас на первом месте работа. И настоящий сыщик не должен быть обременен ничем, кроме нее. Ни семьей, ни чем-либо другим.

– Ну, это вы, пожалуй, хватили через край, – заметил Гуров. – Что же, всем нашим сотрудникам теперь не жениться? Между прочим, у многих прекрасные семьи.

– Я не говорю обо всех сотрудниках, – тут же пошел на попятную Мальцев. – Я сказал лишь – настоящий сыщик, – подчеркнул он, – а их единицы!

Гуров ничего не стал отвечать, хотя отлично понял, что Мальцев явно записал его в «настоящие сыщики». Не стал он и рассказывать о том, что вообще-то у него самого тоже есть семья, пусть и бездетная. Он был уже утомлен этой беседой и громогласным баритоном Мальцева. Гурову не терпелось перейти к делу, но прерывать хозяина во время обеда казалось ему невежливым.

Во время второго, состоявшего из бараньего жаркого с гречневой кашей, Мальцев тоже заполнял собой все пространство, и Гуров никак не мог приступить к беседе с Аленой. Он уже решил наплевать на приличия и, если Мальцев не угомонится, просто встать из-за стола и позвать девушку в ее комнату. За десертом, когда Юрий Петрович несколько утомился от собственной болтовни, он неожиданно сказал:

– Лев Иванович, может быть, вы нам расскажете что-нибудь забавное из вашей практики? Наверняка у вас было много смешных случаев.

– Увы, моя практика бедна на юмор, – ответил Гуров, отпивая кофе. Он оказался огненным, и Гуров, поморщившись, отставил чашку, чтобы напиток немного остыл. – В ней чаще всего случаются, мягко говоря, неприятные вещи. Как, например, смерть Снежаны Кабановой.

Он намеренно высказался прямо. Он видел, что Алена быстро допила кофе и теперь собирается выскользнуть из-за стола. Произнеся последнюю фразу, он в упор посмотрел на девушку. Та остановилась, опустив глаза в пол. Все смущенно замолчали, словно Гуров произнес какую-то неловкость. Повисла неуклюжая пауза, которой полковник и воспользовался.

– Алена, вы пошли со Снежаной в клуб вместе? – спросил он.

– Я не помню, кажется, да, – совсем тихо ответила девушка.

– Вы вряд ли можете этого не помнить, – возразил Гуров. – Ведь это произошло совсем недавно. К тому же это была ваша последняя встреча со Снежаной.

Все по-прежнему молчали, никто не вмешивался в беседу.

– Ну да, мы пошли вместе, – признала Алена.

– А с кем Снежана ушла из клуба?

– Не знаю, – ответила Алена.

– Вы не видели, как она уходила?

– Нет.

– А с кем она общалась в клубе?

– Ну… Со многими, – пожала плечами Алена.

– Так не пойдет, – покачал головой полковник. – Вы отвечаете механически, просто чтобы от меня отвязаться. А мне нужна от вас правда.