Нельзя заговаривать с инопланетянами, чтобы не оказаться жертвой магии или ворожбы, но нескольких слов, сказанных провидцем, осведомлённым о чудесах, происходящих в квартире, оказалось достаточно, чтобы наперекор логике и благоразумию, я накинул цепочку и приоткрыл дверь. Хитрец заглянул в щёлочку и весело закричал: «Наконец-то! Я замучился ждать вас!»

– Может, сперва представитесь? – холодно спросил я, удерживая себя от неразумных поступков. – Так вообще-то принято у культурных людей.

– Ах да, виноват! – воскликнул пришелец, с досадой схватившись за голову, и назвался. – Григорий Дорошенко. – Он просунул в образовавшуюся щель несколько длинных и тонких пальцев и вторично отрекомендовался. – Потомок гетмана Правобережной Украины Петра Дорошенко.

– Что вам угодно?

– Давайте, поговорим в комнате, – вкрадчивым голосом попросил гость. – В письме всё сказано. Согласитесь, тема серьёзная, объясняться через порог неудобно.

– Завтра приходите, в дневное время поговорим.

– Я понимаю, вас смущает позднее время, но согласитесь, не каждый день на вашем столе оказывается карта, собственноручно подписанная гетманом.

«Он и об этом знает!» – удивился я и, подавшись уговорам, снял цепочку и приоткрыл дверь.

– Можно войти? – вежливо спросил Дорошенко.

– Входите.

Потомок правобережного гетмана смело вошёл в комнату. В левой руке он держал потрескавшийся светло-коричневый кожаный портфель, который я не разглядел, когда всматривался в глазок. Он поставил его на пол, прямо у входной двери и, не разъясняя причину своего появления, устремился к столу. Издав дикий вопль, напомнивший победный клич диких племён, живущих в южноафриканских джунглях, Дорошенко вцепился глазами в карту. Я терпеливо ждал, когда ночной гость соблаговолит прояснить ситуацию. Игнорируя хозяина квартиры, свидания с которым он добивался, потомок беззвучно шевелил губами и водил пальцем по руслу реки. Грязь, скопившаяся под ногтями, усилила чувство неприязни, к нему возникшее.

Я совсем растерялся – с его появлением, загадка не только не прояснилась, но ещё больше запуталась. Пришелец продолжал изучать карту, и не спешил объяснить мотивы своего поведения. Однако молчание затянулось – потомок правобережного гетмана держался нагло и самоуверенно. Он не отреагировал на предложение перерисовать план, и, отодвинув подсунутую бумагу и карандаш, вглядывался в карту, не замечая владельца квартиры.

В собственных апартаментах чувствовать себя пустым местом?

– Карта устарела, – громко произнёс я, привлекая внимание гостя. – Прошли столетия, три дерева превратились в непроходимый лес. Или, наоборот, – ёрничал я, желая досадить потомку, – местные жители распилили их на дрова, и на освободившейся территории выстроили Останкинскую телебашню.

Не поднимая голову, Гриша пробурчал под нос нечто невразумительное и пожал плечами.

«Вежливый парень», с неприязнью подумал я. «Свалился, как снег на голову, и ведёт себя так, как будто квартира со всем её содержимым, принадлежит ему на правах личной собственности. Пора приводить наглеца в чувство и выпроваживать на улицу. Наверняка, никакой он не потомок, а внук одного из тридцати сыновей лейтенанта Шмидта».

– Аллоу!

Как в пропасть кануло – Гриша и бровью не повёл.

«Хотя бы из вежливости отреагировал!» рассердился я. «Стукнуть по голове, чтобы привести в чувство?»

Почуяв неладное, гость пробурчал молитву, из которой удалось разобрать лишь одно слово: «жиемо».

«Приступаем ко второй попытке оживления трупа», со злостью подумал я. «Следующей не будет. Если мошенник не откроет рот, пристрелю из рогатки». – Я накрыл скатерть газетой, лишая «потомка» возможности изучать карту, и неприязненно заявил: «Хватит смотреть абракадабру. На карте нет главного. Все географические ориентиры: река, холм, роща – как видите, без названия. С равным успехом клад можно искать и на Днепре, и на Буге…»