– Наконец-то мне удалось убедить общество по традициям и культуре опять покрасить газовые фонари в тёмно-зелёный цвет. Этот ярко-красный сюда просто не вписывался. Но прогресс добрался и до Аркена. Теперь у нас есть телефонная будка! Ты можешь такое представить? А помнишь пекарню Фринка? Городской совет признал правоту её владельцев, и теперь они единственные, кто может предлагать на продажу печенье в форме звезды Аркена, потому что сумели доказать, что рецепт изначально…

Ариан уже не слушал её. Он смотрел, как эти люди все вместе сидят за столом, беседуют друг с другом и явно счастливы. Здесь, в доме у тёти, он чувствовал себя защищённым. Он попытался вспомнить, когда испытывал это чувство в последний раз. Точно до того, как объявился Экарт и стал изображать из себя его отчима. С тех пор ему всё время приходилось оправдываться.

– Где ты был после школы?

– Почему ты не стараешься?

– И что только из тебя выйдет, если оценки будут ещё хуже!

Может, Аркен и правда самое скучное место на свете, но по крайней мере здесь нет Экарта.

Ариан потёр пульсирующие виски: должно быть, он пил слишком мало жидкости. Барнеби теперь вместо пирога набивал свою бороду печеньем. Джес, не особо скрывая зевоту, смотрела на его тётю, которая всё ещё сообщала захватывающие новости. Бьорн беседовал с тощим человеком в старомодном костюме, и тот лишь время от времени кивал головой. Как там его зовут? Эта головная боль… нужно попросить у тёти таблетку. Но ничего такого у неё конечно же нет. Наверное, она вольёт в него какой-нибудь настой из крапивы, древесного гриба и горных камней.

А, Хладно-Каменецки – так она его назвала. Странное имя. Но этому чудаковатому типу оно каким-то образом подходит. В своём узорчатом твидовом костюме он казался немного не к месту рядом с экипированным на пожертвования Барнеби и носящей сшитые собственными руками льняные одежды его тётей. Интересно, она и в своей книжной лавке ходит в этих странных шмотках?

Он хотел уже спросить об этом у Джес, казавшейся самой нормальной из всех, но та протянула руку к чашке, и Ариан снова увидел у неё на тыльной стороне кисти символы, которых вот только что не было. Он разглядывал переплетающиеся друг с другом орнаменты. Похоже, тут что-то не так. Головная боль усиливалась. Лучше всего завести какой-нибудь разговор, чтобы отвлечься.

– Э-э-э… Джес, – начал Ариан, игнорируя молоточки в голове. Девушка смотрела на него большими глазами из-под кудрей. – А что это за символы у тебя на руке?

Мгновенно наступила мёртвая тишина. Никто не проронил ни слова. Чашка, упав на пол, разлетелась вдребезги.

Он слышал, как в ушах стучит кровь, голова раскалывалась так, будто вот-вот лопнет. Он сжал виски обеими руками. Все по-прежнему молчали. Внезапно боль улетучилась. С облегчением вздохнув, Ариан открыл глаза – и не поверил тому, что видит.

Стол, исходящие паром чайные чашки, крошки пирога на скатерти – всё осталось так же, и всё было по-другому. Знаки на коже Джес мерцали и, казалось, двигались. Ариан в ужасе взглянул на тётю – и увидел в её глазах свечение, как если бы сквозь её зрачки смотрел на огонь. Он вскочил.

Опять у него один из этих приступов! Его захлестнула паника. Сердце стучало как сумасшедшее, и кожа покрылась холодным потом. Он озирался вокруг как загнанный в ловушку зверь. Стены шли волнами, словно весь дом дышал. Прочь отсюда, немедленно!

Остальные, похоже, ничего странного не заметили и лишь озабоченно смотрели на Ариана. Барнеби хотел успокаивающе положить ладонь ему на руку, но лицо его стало искажённым, будто наполовину скрытым мерцающим туманом, а туман сгустился в какую-то нечеловеческую морду. Подавив вскрик, Ариан отпрянул.