– Ну и?

– Даже если б я верил, что вот так, поводил грузиком на ниточке и готово, – здесь алмазы. Всё равно бы не поехал. Почему-то думают, геолог подошёл, глянул, и сразу всё увидал, поднял из кустов оковалок золота с конскую голову. А такие находки делаются случайно, на халяву, и геологом здесь быть вовсе не обязательно, нужна серьёзная профессиональная работа, а это серьёзные материальные затраты средств.

– А Николай ездил?

– Нет, далеко не ездил. Так, по брошенным ближайшим деревням ещё с одним чокнутым искали клады. Тот же принцип, крутят своё колдовское веретено над картой, а потом ходят с лозой, и там, где она дёрнется, копают.

– Нашли?

– Во всяком случае, не разбогатели.

– А с кем он ездил-то?

– Некто Устименко. Приходил ко мне в конце прошлой зимы, предлагал камнерезное оборудование. Только откуда у меня такие деньги?

– Скажите, а у Николая не было каких-либо коммерческих дел с этим Устименко?

– Не то чтобы совсем коммерческие. Он, в какой-то мере, спонсировал Николая, во всяком случае, до недавнего времени. Сейчас-то он сам на мели, а ещё вчера ходил пузом вперёд. Снабжал Колю кое-какими детальками по радиотехнике, или электротехнике, я ни бум-бум в этом деле. Николай делал какие-то приборы, я уже говорил, для своих геофизических исследований, а ещё для опытов с пирамидами. После экспериментов, если что-то оставалось, продавал, что не пригодилось, тоже реализовывал. Даже, как ни смешно, порой прибыль имел.

– Что за опыты с пирамидами?

– Знаете – вся эта шумиха вокруг египетских пирамид, эффект самозатачивающихся лезвий… и всякая другая ерунда многим головы вскружила. Вот он пирамидки-то из разных материалов и делал, помещал их в электромагнитное поле, ток по ним пропускал, таскал по магическим линиям.

– Ну и как результаты?

– Эффектов много, но все на уровне самозатачивающихся лезвий. Там стрелка прибора дрогнет, хотя ей дрожать не положено, там ещё что-то… короче муть несусветная. Правда, как-то по пьяни сказал, что пирамиды это вход в параллельное измерение и он почти раскрыл тайну входа, и когда раскроет, сможет за минуту добраться до Нью—Йорка. Да, так прямо и говорил, мол, запросто твоим друзьям с Брайтон—Бич весточку передам. Но я всерьёз не воспринял. Это дилетантизм, такие вещи нахрапом не делаются. Хотя, – ювелир почесал лоб, – может быть его дилетантизм, метод тыка и вывел его на что-то. Всякое бывает, известно, многие открытия свершались случайно, да и сейчас порой нет-нет и услышишь, что где-то там-то что-то произошло… какое-то открытие. Если эти пирамидки, к примеру, и в самом деле могут указывать на золото, то это, конечно, стоящее дела, а так… ерунда всё, лишняя трата сил и времени. Больше я вам ничего не могу о Коле сказать. Вы лучше посмотрите, – Вассерлауф встал из-за стола и через минуту показал Жигалову необычайно красивый камень, – из такой вот яшмы я сделал Николаю отвес. Северцев, мой конкурент, такую аж из Карелии завёз, а я здесь нашёл, – гордо приподнял голову ювелир, – это моё детище. А вот сейчас погодите-ка, – через пять секунда Вассерлауф сунул почти под самый нос лейтенанту ещё один камень. – Этот кварцит известен ещё с начала прошлого века. Смотрите на переливы. Не авантюрин, конечно, но весьма близко.

– Какое это имеет отношение к Шелепову? – спросил лейтенант Вассерлауфа.

– Никакого! Но камень-то остался. И мы тоже.

– Что сделаешь?

Жигалов так и не сказал Вассерлауфу: «Одни уходят, другие остаются».

Сказал, что в прошлой жизни тоже был геологом. Правда, цветным камнем никогда не занимался, всё больше по глинам. Даже руды, на которых работал, были глинами, кобальт – никелевое месторождение в корах выветривания и флюорит в глине.