С вызовом сощурив глаза, Кира вытащила из пачки очередную сигарету, и он, поморщившись, подавил неуместный порыв отобрать её. Он не мамочка, чтобы следить за воспитанием безмозглых детишек. Но… С сигаретой в зубах она смотрелась неправильно. Как хорошая домашняя девочка, которая отчаянно пытается стать плохой и дерзкой. Как малолетка, стащившая у мамы красную помаду и бутылку виски из батиного бара.

Она и есть малолетка. Пятнадцать лет, девятиклассница.

Нелепо, но он знал их обоих: и девчонку, и её гиперактивного братца-задиру. Они были приметной парочкой, полными противоположностями. Заводной парень, футболист, красавчик, баловень, лентяй – от Джоша стонала школа и дёргался глаз у учителей. И она. Занудная отличница-ботаник, вечная староста и отрада учителей. Грейнджер, дразнили ее. Гермиона Грейнджер. Вечно выигрывала какие-то конкурсы. В прошлом году с командой таких же задротов выступила в «Разрушителях легенд». Он не смотрел.

– Сколько этот придурок тебя доставал?

Она нахмурила лоб: видимо, прикидывая.

– Ну он все время, что я его знаю, ведет себя как умственно неполноценный, но… С начала учебного года проходу от него не было. Задевал в коридорах, норовил больно ущипнуть, выкрикивал гадости…

– А твой братец? Не мог втащить своему дружку, чтобы отстал? Нормальные братья так поступают.

– Винс при нем вел себя нормально, только корчил страшные рожи, ну и… знаешь, всякие неприличные жесты…

Змей сложил колечко из пальцев и потыкал в него указательным пальцем правой руки:

– Типа такого?

– Да, – она снова покраснела.

Он сложил из пальцев «V», лизнул между ними воздух и подмигнул Кире:

– Или такого?

– Да что с тобой не так?! – выкрикнула она.

– А с тобой? С фига ли ты молчала? За тебя что, некому заступиться?

Она потупила глаза, нервно заправив волосы за уши.

– Я думала, это нормально. Всех дразнят, и никто не раздувает из этого проблемы. Девчонки… Все девчонки и сами могли ответить обидчикам, да так ловко и нахально, что я умирала от восхищения и зависти, что у меня так не получается. Я не хотела жаловаться.

До него наконец дошло.

– Хотела справиться сама?

Она кивнула, рассматривая свои шнурки.

– Мои родители гордятся мной. И учителя. Всегда ставят в пример Джошу, говорят, что с ума бы сошли, если бы я была такой же проблемной, как он. Мне нравится это: чувствовать себя лучше его. Взрослей. Я привыкла быть первой, быть идеальной. Правильной. Но когда Винс сегодня утром затащил меня в подсобку и стал пихать свой слюнявый язык мне в горло… Я не знаю, что на меня нашло. Какая-то ярость, пелена перед глазами, а в голове горячо и пусто… Я ударила его изо всех сил… Я не целилась специально… Но когда он с криком отшатнулся от меня, а потом выплюнул себе в руку кровавую пену и зубы… у него было такое растерянное лицо, как будто он не верил в происходящее. И я смотрела на него, на зубы, снова на него, а потом развернулась и побежала. Я бежала просто, чтобы бежать думала, что сейчас меня схватят и отведут в полицию или к директору, позвонят родителям, и Джош будет смотреть на меня с превосходством, и понимала, что не смогу это вынести, что сейчас закричу…

Змей молчал. Он вдруг почувствовал, что понимает ее. Ему тоже было знакомо это чувство: когда ты один во всем мире, и тебе совершенно некуда, не к кому пойти, и остается только бежать сломя голову, лишь бы не стоять и не думать.

– Почему ты спряталась здесь?

– Не знаю. Я была здесь однажды, еще осенью. Подружки показали мне это место. Мы тогда делали селфи для инсты, садились на край и болтали ногами.

Подумав, она добавила: