В простенке между окнами умиротворяюще тикали ходики с гирьками. Стрелки показывали двенадцатый час, а сколько точно, здесь было не важно. Качался маятник, мелькали задорные кошачьи глаза за циферблатом с нарисованной кошкой, за маленькой дверкой пряталась кукушка, оглашающая каждый час.

На перегородке в рамках висели фотографии Степаныча, Шуры, часть их пожелтела, разные годы, возраст, одежда, целая жизнь прошла на стене. Были и фото неизвестных мне людей, висящие отдельно и вставленные в большую рамку, где лица тревожно выглядывали друг из-за друга, боясь затеряться, потерять связь с этим миром. В центре помещалась большая фотография парня, весело, бесшабашно улыбающегося со снимка. Может, это и есть Алексей, которого всегда ждет хозяйка?

Так же фотографии висели и в доме моего дедушки. Теперь они хранятся у меня. Надо повесить их на стене в квартире, тогда моя родня всегда будет на виду, со мной.

– Значит, понравилось? – начал разговор Степаныч.

– Здорово, пар хорош.

– Так оно. В обычной бане все в трубу вылетает, да и топить дольше, дров больше. В этой – дым, сажа, но это мелочи, зато здоровья больше.

– Это я уже понял.

Не успел заметить, как хозяйка принесла с кухни большую чугунную сковороду и стала накладывать в мою тарелку жареную картошку с грибами. Сковорода еще шипела, поднимался вкусный пар, я невольно сглотнул слюну, живот в ожидании отозвался урчанием.

– Хватит, хватит, теть Шур, – запоздало среагировал я. В тарелке дымилась гора вкуснятины. – Ой, извините, – смущенно вырвалось у меня.

– А что такое? – удивилась она.

– Да назвал вас…

– Ой, да что ты! Вот как назвал, так и будешь называть теперь, так на сердце легло, – довольно подвела итог хозяйка. – А я только рада буду.

Примостив сковороду на деревянной подставке, тетя Шура тоже уселась за стол.

– А вы что же не едите? – спросил я с набитым ртом.

– Да мы недавно ужинали, чай только попьем, – ответил Степаныч.

Хозяйка в это время наливала заварку из расписанного в красный горох чайника в такие же чашки, подставляла их под носик самовара, поворачивала резной медный краник и доливала кипяток. Запах смородины, малины, мяты наполнил комнату. Из чашек хозяева наливали чай в блюдца, брали их двумя руками, подносили ко рту и шумно втягивали обжигающий напиток. Закусывали чай медом из стеклянной вазочки.

Я даже перестал жевать и завороженно смотрел на эту картину.

– Ты че? – спросил Степаныч, ставя блюдце на стол и доливая чай из чашки.

– Хорошо у вас, – признался я и неожиданно добавил: – Душевно.

– Ты нажимай, нажимай, не стесняйся, – как будто не услышав мои слова и кивая на тарелку, заметил Степаныч.

– Вот огурчики и свежие, и малосольные, помидорки, зелень, – добавила тетя Шура.

Я с прежним рвением принялся за еду. Тарелка пустела.

– Картошки еще подложить? – предложила хозяйка.

– Ой, нет, все. Спасибо. Наелся до отвала. – Я отодвинул тарелку и расслабленно откинулся на спинку стула.

– На здоровье, – тетя Шура смотрела на меня светящимися, добрыми глазами. Степаныч тоже довольно кивнул и улыбнулся.

Мы еще долго пили душистый чай. По примеру хозяев я наливал его в блюдце, осторожно, чтобы не расплескать, двумя руками подносил ко рту и медленно втягивал в себя ароматную жидкость. Пар от горячего чая поднимался, очертания комнаты колебались, становилось еще уютней. Из стеклянной вазочки ложкой брал светлый липовый мед, он тянулся за ложкой, обрывался, и я быстро отправлял его в рот. Мед приятно растекался внутри, наполняя меня вкусом липового цвета.

Неловкость от встречи с новыми людьми прошла. Казалось, я знал Степаныча и тетю Шуру давно, был у них не первый раз.