Тени сделались предельно длинными, солнце уже цеплялось за далекую линию горизонта, вечер близился к концу. Я с сожалением встал, подошел к краю обрыва и шагнул вперед. Метра два проехал по крутому склону и отыскал продолжающуюся тропинку, она делала круг и, оказывается, выходила наверх в нескольких метрах левее, через более пологий подъем.

По склону до деревни оставалось около километра, и я заспешил, чтобы успеть до темноты.

Туман сгущался, занимая все пространство пересохшего русла, и казалось, медленно тек, словно некая белая вязкая и невесомая субстанция. Деревня стояла на берегу этой сказочной реки. Холм с церковью превратился в остров, окруженный туманом, и словно оторвавшись от земли, слегка покачивался.

Тропинка подвела меня к деревне со стороны огородов, нырнула в узкую щель между покосившимися заборами, провела мимо заброшенного дома с пустыми глазницами окон и наконец вывела на единственную улицу. Хотя улицей ее можно было назвать условно, здесь не осталось даже никакой колеи от машин, время все сравняло и затянуло вездесущей травой. Исчезла и моя путеводная нить, тропинка, она выполнила свое предназначение.

Выйдя на середину улицы, я растерянно оглянулся по сторонам и только в крайнем доме увидел светящиеся окна. В сумерках я и пошел к этому единственному маячку. Подойдя ближе, увидел, что у дома на скамейке сидит человек и внимательно меня разглядывает. Из-за забора раздалось рычание, потом громкий лай, и его сразу подхватило еще несколько собак в других домах.

– Мишка! Фу! Нельзя! Тихо! – строго прикрикнул на невидимого пса хозяин. Подчиняясь, тот замолчал, но продолжал тихонько ворчать, поскуливая при этом.

– Здравствуйте! – произнес я.

– Доброго здоровья, – неожиданным приветствием отозвался бородатый мужчина. – Ищете кого?

– Да нет… Ехал в Александров, решил выйти с электрички и пройти пешком… Заблудился. Думал, в лесу придется ночевать. Но повезло, набрел на вашу деревню, – объяснил я свое появление.

– Садись, – дружелюбно отозвался бородач, хлопая рукой справа от себя по скамейке.

Устало выдохнув, я уселся рядом.

– Еще на обрыве тебя приметил, – добавил он, обращаясь на «ты», хитро глядя на меня смеющимися прищуренными глазами.

Немного помолчали, приглядываясь друг к другу.

Рядом со мной сидел пожилой человек с вьющимися седыми волосами, переходящими в такую же коротко остриженную бороду. Глаза прятались за нависшими бровями, лицо было испещрено сеткой морщинок, рот скрывали усы и борода. Теплая красная рубашка в крупную клетку, вылинявшие джинсы, шлепанцы на босу ногу создавали образ явно не сельского мужика, а человека, давно живущего в деревне, крепкого и здорового.

– Иван Степаныч, – произнес он, протягивая мне руку, – Степаныч.

– Александр… Саша.

Мы пожали друг другу руки. Я невольно поморщился, не ожидая такого твердого пожатия шершавой руки. Сам в последнее время ничего, кроме карандаша и мышки от компьютера, в руке не держал.

– Из Москвы?

– Угу.

– Давно не бывал. А как решился с электрички сойти?

– Да сам не знаю. Люди пошли, я за ними. А до Александрова еще далеко?

– Километров двадцать.

– Ничего себе.

– И от железки километров семь.

– Семь? Да-а-а, прилично я отмахал.

– И не к Александрову, а в сторону, – засмеялся Степаныч, – для москвича серьезно, – подтрунивал он надо мной.

– А я не москвич, александровский, – начал оправдываться я.

– Ладно, ладно, шучу.

Опять помолчали. Стемнело окончательно.

– Переночевать пустите? – чувствуя неловкость, решился наконец спросить я.

– Ночуй. Сеновал устроит? – Степаныч ободряюще похлопал меня по колену.