– Всё получится, мой Сион. Вам просто нужно поберечь силы, и всё обязательно сбудется. Он вот-вот придёт в этот мир. Нам ждать чуть больше недели.

Молвив оные строки, Мьётта любовно прикоснулась к своему животу, будто вынашивала в нём дитя. С её слов, ждать оставалось всего ничего, однако никаких признаков беременности не было заметно – корсет платья девушки идеально повторял контур её изящного тела, совершенного в каждом изгибе. Она не чувствовала тошноты или слабости, а дар кровавого причастия, что ежемесячно напоминал ей о себе, пришёл точно по дням. О чём же говорила Мьётта? Ответ знал только Сион.

– Твоя надежда порой сильнее моей, – молвил он на выдохе и взял её за руку.

Сжал так крепко, как смог, но вряд ли удержал бы, реши знахарка отстраниться.

– Я сбился со счёта, сколько раз терпел поражение. Снова последняя душа покидает моё тело, и вот они… боль, темнота и вопли раздосадованных предков. Даже здесь… В этой комнате, где горит одинокая лучина. Здесь не так темно, как там…

– Ко здешней темноте можно привыкнуть, – она говорила в полтона своим прекрасным голоском певчей птицы и гладила его волосы, умиляясь каждой детали. – Я никогда не умирала, но благодаря вашим рассказам, я могу представить, как там темно. Даже немного страшно становится.

– Темно там только для меня. Не стоит бояться, моя милая. Страх – это бич людской. Тот, кто испытывает страх, не существует вовсе.

– А что же тогда он делает?

Она знала, каким будет ответ на вопрос, но всё равно задала его, чтобы отвлечь старика от боли хотя бы на минуту-другую.

– Человек, пожранный страхом, дрейфует в пустоте несбыточного. Люди боятся не столько самой сути страха, сколько того, что будет до него и после него. Взять хотя бы смерть… Люди боятся агонии, предшествующей ей, и абсолютного «ничто», последующего за ней. Они боятся, что истории о загробной жизни – сплошная ложь, и поэтому цепляются за свой страх. У них больше ничего нет.

– Но ведь есть те, кто не верят в богов. Что до этих несчастных?

– Они думают о том, что оставят после себя, стремятся к совершенству, не достигают его и поэтому боятся умереть. Их пугает не пустота после смерти, а после самих себя. Видишь, моя милая? Никого не страшит сама суть страха. Никого, кроме меня.

– И меня, – ответила она. – Страх отнимает у нас всё. Зря я сказала те слова…

– Не зря. Осознание нашей слабости – это уже полпобеды. Порой люди проигрывают войну просто потому, что не видят или не хотят видеть свои ошибки. Это неприятно… Это больно. А отказ от боли – вполне себе нормальная реакция.

Покуда Сион делился мудростью, девушка не теряла времени зря. Она сняла повязку с его лба, вновь смочила её в холодной воде и вернула на место. Мьётта старалась действовать быстро. Как и любой другой человек, знахарка боялась потерять самое дорогое – своего возлюбленного. Этот страх казался ей непохожим на все те, о которых говорил старик.

А за дверью, между тем, слышались шаги, но кто именно поднимался в башню, девушка не знала. Это могла быть стража или слуги с очередными подношениями. Ни те ни другие не имели права прерывать Сиона посреди рассказа.

– Уже на подходе, – встрепенулась она, посмотрев на входную дверь.

– Не переживай понапрасну. Не можешь же ты отгонять от меня прихожан всю эту долгую ночь? Тебе нужен сон. Я мог бы поговорить с гостем.

– Вы слабы, Ваша Светлость. Я буду с вами сколько потребуется.

Даже света лучины хватило, чтобы осветить его улыбку. Каждый её дряблый контур источал умиление преданностью этой молодой знахарки, готовой на всё. До встречи с ней Сион не смел и мечтать о подобном. С трудом приподнявшись на руках, он облокотился на подушку и впервые за долгое время принял сидячее положение. Уговоры Мьётты старик предпочёл отринуть, ибо кроткий стук в дверь, непохожий на те настойчивые удары, которые он слышал все последние дни, всецело привлёк его внимание.