Дмитрий понимал, что отец прав. Ни мать, ни сестра не поймут его и посчитают сумасшедшим, если он начнет доставать Милу со своей любовью.

Дмитрий собрался и уехал на юг.

– Отдохнуть мне надо немного, покупаюсь, позагораю и вернусь. Отдохните и вы от меня, – сказал он своим родным, и никто ему не перечил.

– Поезжай, сынок. Чего тут сидеть? Отдохнешь, действительно. Поезжай! – сказала Вероника Аркадьевна, а Станислав Мартынович подумал:

«Слава богу, от греха подальше. Может, встретит там какую, да и успокоится».

Жене он ничего не рассказывал, не хотел ее расстраивать. Понятно, что на Веронику это подействует гораздо сильнее, чем на него.

* * *

Дмитрий пробыл в Сочи почти три недели. Загорел, отоспался, отдохнул. Не обошел его стороной и незатейливый курортный роман. Прехорошенькая певичка из ресторана «Золотой фазан» сама подошла к его столику и села на колени, исполняя французскую песню из репертуара Эдит Пиаф, что получалось у нее довольно сносно.

Певичку звали Эльвирой, была она тоненькой, стройной, с роскошными кудрявыми волосами и красивым загорелым телом. Она была искушенной любовницей, несмотря на свой довольно юный возраст, и Дмитрий на минуточку забыл о своей недозволенной страсти, хотя и понимал, что это не навсегда.

С такой девицей, как Эльвира, он точно не хотел бы связать свою судьбу. Она напоминала ему стакан ледяной, шибающей в нос газировки в жаркий июльский полдень. Выпьешь, и испытаешь неимоверное блаженство, но потом долго ее не захочешь, до следующей жажды. Эльвира же была без ума от Дмитрия и дарила себя ему просто так, ради собственного удовольствия, что было совсем не в ее правилах.

– Не заберешь меня с собой? – спросила она его перед отъездом в Москву. – Я ведь хорошо пою, устроюсь в Москве, на твоей шее сидеть не буду. Я люблю тебя…

– Нет, Эльвира. Ты останешься здесь. В Москве у меня есть женщина, в которую я безнадежно влюблен, и двоим вам рядом со мной будет тесновато.

– А чего же не женишься? И мне голову заморочил. Я-то думала, ты свободен, а ты… А хочешь, я тебя к своей бабушке отведу? Она у меня гадалка-предсказательница. Все тебе про твою настоящую и будущую жизнь расскажет. Может, есть там для меня местечко, и зря ты в колодец плюешь?

Дмитрий посмотрел на Эльвиру и вдруг что-то шевельнулось у него в груди, то ли надежда, то ли предчувствие какое-то. Он неожиданно согласился.

– Хочу к твоей бабке-гадалке. Отведи меня, пусть скажет, чего мне ждать от жизни.

Бабка Эльвиры выглядела как старая цыганка, сгорбленная, морщинистая, но с какими-то странными, неестественно молодыми глазами. Она смотрела на Дмитрия внимательно, даже пристально и вдруг сказала:

– С Эльвиркой спал, касатик? А зря! Это тебе ни к чему. Ну да ладно, не беда, Эльвирка отмоется, отлипнет от твоей жизни, а вот та, которая душу твою гноит, не чета тебе, не пара. Забудь!

– Да как же забыть-то, бабушка? Я бы рад, да не могу, что мне с любовью-то этой делать?

– Ты, касатик, сильный человек. На войне побывал, вижу, раны душевные не зажили, они и болят, не зарубцевались еще, не очерствили душу. Больно ты слабый, душевный, чувствительный. Но горю твоему я могу помочь.

«Откуда она про войну знает? Я ведь даже Эльвире ничего про Афган не говорил», – мелькнуло у Дмитрия в голове, и он проникся к старухе доверием.

– А как вы можете помочь? Травы отворотной дадите? – с насмешкой в голосе спросил он.

– Нет, трава не поможет, тут другое средство надо испытать.

Старуха водила руками над какой-то чашeй с мутной жидкостью, из которой поднимался то ли пар, то ли дым. Он причудливыми узорами стоял над столом и не таял, не исчезал. Дым окутывал прозрачный розоватый шар, а старуха безумным взглядом взирала на него и хрипло бормотала: