По своему виду броненосец походил на подобного типа суда французского и английского флота, но желтый флаг с драконом, развевавшийся на мачте, ясно указывал на его принадлежность; на то же указывала и надпись «Иен», красовавшаяся на носу судна.

Командовал «Иеном» молодой еще человек, не более тридцати лет, с аметистовым шариком на фуражке и с десятью звездами, из которых пять помещалось на воротнике сюртука и пять – на его рукаве. Судя по этим знакам отличия, командир должен был принадлежать к высшим чинам китайского флота, потому что мандарин с аметистовым шариком – это почти то же, что адмирал в европейской морской службе. С глазами, лишь слегка раскосыми, со светло-желтой кожей, он, по всей вероятности, был уроженец северного Китая, жители которого гораздо энергичнее и способнее своих южных собратьев, а по своей наружности значительно приближаются к европейцам.

Все офицеры судна носили американские сюртуки и фуражки, введенные в китайском флоте американскими моряками, которые первыми были приглашены китайским правительством организовать морское дело в стране. Остальные чины экипажа одеты были в свой обыкновенный национальный костюм: блузы, стянутые на талии, широкие панталоны и шапки с квадратными верхушками.

Большинство офицеров и матросов были, подобно командиру, уроженцы северных провинций Китая и выглядели здоровыми и сильными людьми. У них были загорелые лица, украшенные длинными бакенбардами и гладко выбритыми подбородками, – по обычаю американских моряков…

Как мы уже сказали, «Иен» пришел в Сан-Франциско ночью, незадолго до рассвета, и без сопровождения лоцмана. Мало того, приближаясь к рейду, он, очевидно, погасил свои сигнальные огни, почему и прошел незамеченным береговой стражей Рок-Пойнта. Такое поведение судна было прямым нарушением портовых правил, требующих, чтобы каждое судно, подходя к рейду Сан-Франциско, обязательно вызывало себе лоцмана. Правда, от этого нарушения не произошло никакого вреда ни для самого китайца, ни для других кораблей, а законы Америки тем и отличаются от европейских, что преследуют не само противозаконное дело, а лишь тот вред, который сопряжен с ним, тем не менее общество калифорнийских лоцманов, считая себя в убытке от свободного прохода в порт китайского военного судна, немедленно собралось на набережной у вашингтонского бара для обсуждения вопроса: должен ли командир «Иена» быть привлечен к ответственности за свой самовольный поступок?

Пробираясь украдкой на рейд, китайский адмирал, по-видимому, знал, что он нарушает правила, которым подчиняются в подобных случаях моряки всех наций, но он слишком спешил и не желал тратить времени на сигнализацию, вызов лоцмана и тому подобные процедуры. По этой причине «Иен», едва только заметил в отдалении берега Сан-Франциско, погасил свои огни, погрузился до уровня океана и, ловко пробравшись через опасные проходы, никем не замеченный вошел в порт.

Здесь, лишь только броненосец кинул якорь, один из его офицеров тотчас же сошел на набережную и обратился к первому попавшемуся констеблю с просьбой на чистейшем английском языке:

– Мне нужно лучшего доктора в городе, но только, пожалуйста, настоящего француза!

– Пинье-Дюпюинтрень, Кервейская улица, близ Вашингтонского сквера, – отвечал ему почти что сквозь зубы (как это обыкновенно бывает) представитель Сан-Францисской полиции.

Офицер отправился по указанному адресу и, найдя доктора в своем кабинете, немедленно привез его с собой на борт «Иена».

Больной, к которому привели доктора, находился, по всем признакам, в опасном положении, потому что все приказания на судне отдавались значительно пониженным голосом, чаще даже знаками, чем словами. По лицам и жестам матросов можно было заключить, что им было приказано производить как можно меньше шума при выполнении своих обязанностей. Офицеры также проходили по палубе в молчании, обмениваясь только немногими односложными словами или сомнительным покачиванием головы, ясно говорившим, что они мало надеются на выздоровление больного.