Настойчивые просьбы родителей выйти замуж или уже как-то наладить личную жизнь подтачивали последний внутренний баланс. Я начала срываться. И мёрзнуть. Даже не знаю, как правильно настроиться на климат в родной стране, если не терпишь температуру менее нуля градусов. Мама постоянно твердила, что в холоде лучше сохраняется красота, открывала во всех комнатах форточки, приговаривая, что, если холодно, можно просто потеплее одеться, что дышать важнее. До сих пор не могу понять, зачем укутываться «в капусту», если можно просто жить при плюс двадцати, хотя бы у себя дома. Также мама учила меня терпеть, она сама всю жизнь терпела и не знала иного. Но, похоже, именно с этой областью у меня возникли такие столкновения, что в пору было подумать о присутствии в моём организме южных кровей. Кто-то из предков, по-видимому, накосячил…Ни смирению, ни терпению я так и не научилась.

Никакие горизонты не казались мне перспективными. Какая перспектива у секретаря-референта с функциями переводчика?..Встала, как большинство среднего класса москвичей в семь утра, в восемь – вышла из дома, поработала с девяти до семи вечера с перерывом на обед, иногда до восьми, поскольку руководитель, немолодой мужчина, нередко задерживался на работе, а я, как его ассистент не могла просто взять и уйти. Поменять работу не было возможности, а терять работу мне было нельзя.

Как-то вечером проходя по своей улице к дому, я ненадолго остановилась возле надписи «Лэнгвич Линк» (Language Link). Сетевая школа английского языка, и не только английского, светилась изнутри неоновым светом. Несмотря на усталость, что-то меня поманило нажать на звонок. Мне открыли дверь и я вошла. Как ни странно на ресепшене сидела не девушка-администратор, а хозяйка (тогда я этого не знала). Я сказала, что являюсь дипломированным переводчиком, что у меня есть сертификат хорошей школы на Мальте, и что я была бы очень рада, если бы по субботам была возможность преподавать. Меня спросили, а есть ли у меня опыт в преподавании, ведь переводить и учить условно разные направления. «К сожалению, опыта преподавания у меня нет», – ответила я. «Можете пройти тест на знание языка, но у нас в любом случае полный штат», – хорошо поставленным голосом мне ответила директор. Конечно, тест я написала без единой ошибки, после чего в расстроенных чувствах оставила свой телефон и побрела домой ужинать.

Почему-то этим вечером все сидели за столом и молчали. Не помню, поссорились ли мы, или просто все были не согласны с тем, как я строю свою жизнь. Холодные и замёрзшие, я и моя сестра – сразу после улицы, мои родители – такие строгие ко своим детям, но не к чужим. За окном падал пушистый белый снег, отблески фонарей делали его сказочным, мысли каждого были подобно метелице – ничего строгого и конкретного. Просто все устали и друг от друга, и от всего.

Это, наверное, ненормально, но я очень не люблю долгие семейные ужины за столом. Иногда это целые обедоужины. В этом есть что-то мелкобуржуазное. И хотя мою семью навряд ли можно отнести к этому сословию, традиции, к сожалению, откуда-то такие появились. А там мы относимся к интеллигенции. Все. Отец, вечно простуженный терапевт, который после практики ещё и преподаёт, 'чтобы нам хватало на жизнь', но на самом деле, чтобы меньше нас видеть. Ведь одни женщины, и неоткуда взять помощь. Мама, классический бухгалтер старого московского НИИ, работая по пять-шесть часов в день, очень устаёт на работе, прямо как шахтёр в забое, поэтому надо считать героизмом уборку квартиры по субботам и приготовление пищи вообще. Хотя последнее мы все делаем по-очереди. Она, я, сестра. И сестра, студентка МГТУ им. Баумана. Она студентка очень модного и современного факультета 'Биомедицинская техника'. Только у нас в стране медицинскую технику почти не производят, да и специалисты нужны более узкого плана, чтобы хорошо разбираться в этой области. А Ира изучает и электронику, и оптику, и механику, и гидродинамику – сотворит всё: от кардиостимулятора до рентгеновской компьютерной томографии в теории. На практике – снова ракета выйдет. И я, которая всё это больше не хочет.