– Я не нашлась что предложить, – ответила та. – Руп, неужели ты и вправду собираешься во флот?

– Если возьмут. Надо же что-то делать. – Взглянув на нее, он добавил: – Конечно, могут и отказать.

– А я как же?

– Мы обязательно все обсудим.

Эдвард протянул ему поднос с бокалами, и Руперт повторил:

– Не волнуйся, мы обо всем поговорим – чуть позже.

Не ответив, Зоуи развернулась и побежала наверх. Эдвард поднял брови.

– Наверное, ее расстроили разговоры о детском приюте. Сейчас все на нервах.

Кроме тебя, подумал Руперт с неприязненным восхищением. Эдвард способен что угодно – даже войну – превратить в интересное приключение.

После обеда детям велели идти за черникой: пока есть сахар, нужно наварить побольше варенья про запас.

– Лучше пусть занимаются чем-то полезным, – решила бабушка, и матери с тетками согласились. Луизу с Норой назначили за главных; те велели Невиллу и Лидии надеть резиновые сапоги, что вызвало бурю протеста.

– Ты-то сама небось не надела, – упрекнула Лидия сестру, – а мы почему должны?

– Потому что вы маленькие, ноги поцарапаете.

– Так они поцарапаются и поверх сапог!

– Ага, – встрял Невилл, – и тогда кровь натечет в сапоги, прямо на мозоли!

– Или все пусть надевают, или никто, – заявила Клэри. Отвратительно, до чего эти двое корчат из себя взрослых, пожаловалась она Полли.

– А Тедди с Кристофером почему не идут? – снова возмутилась она в буфетной, пока Айлин искала подходящие емкости.

– Потому что Бриг велел им работать в павильоне, – пояснила Луиза.

– И вообще это не твое дело, – отрезала Нора. Невилл высунул язык, но она успела заметить. – Фу, как грубо! Извинись сейчас же!

– Он случайно вылез, – оправдывался тот, отступая. – Как можно извиняться за то, что вышло случайно?

– Еще как можно. Извинись.

Мальчик напялил на голову большой дуршлаг, так что лица не было видно.

– Мне очень жаль, что я не могу прийти, – произнес он нарочито фальшивым тоном. – Так говорят взрослые, когда не хотят что-то делать.

Его глаза озорно блестели сквозь дырки.

– Бесполезно, – сказала Клэри Луизе. – Проще притвориться, что он ничего не говорил.

Та согласилась. Иногда Нору заносило, однако она была упряма и ни за что не уступила бы перед детьми.

– Ладно, Невилл, просто скажи тихонько: «Я извиняюсь».

Тот взглянул на нее и зашевелил губами.

– Вот, сказал – так тихо, что никто не слышал, кроме меня.

– Ну и все. – Нора закинула корзинку через плечо. – Много шума из ничего.

– Мокрое место от мухи, – согласился Невилл, снимая решето.

– Пойдемте уже! – воскликнула Клэри. До чего все любят ковыряться!

Лучшая черничная поляна находилась в дальнем конце луга, возле небольшой рощицы. Сухая трава стояла высоко – еще не косили. Листья на деревьях уже начинали желтеть, ветви каштанов чуть пригибались, нагруженные шипастыми плодами. Наконец-то они смогут их пожарить, думала Полли; в прошлом году тоже собирались, но, как всегда, уехали в Лондон.

– Как думаешь, что нас ждет? – спросила она Клэри.

– Останемся тут и будем учиться с мисс М – иначе ее бы сюда не позвали. А мальчики, наверное, поедут в школу – она ведь за городом, – и Невилл тоже. Он становится ужасно испорченным.

– Но… если мы останемся тут, а наши отцы в Лондоне или еще где, что же будет, когда на нас нападут?

– Ну перестань! Они приедут на выходные. И никто на нас не нападет, у нас же есть флот.

Полли промолчала, охваченная чувством беспомощности: чем больше люди пытаются тебя разуверить, тем меньше ты им веришь.

К этому времени они добрались до пологого холма, спускающегося к соседней рощице – той самой, где ей в прошлом году померещился танк. В ветвях боярышника вились побеги ежевики; там и сям попадались кроличьи норы и кротовьи холмики, а в дальнем конце когда-то был искусственный прудик, от которого осталось лишь влажное болотце, окруженное чахлым камышом. На Пасху здесь цвели примулы, а в июне – маленькие пурпурные орхидеи. Сейчас же высокие деревья сияли мягким золотым светом, а в листве блестели ягоды ежевики и боярышника, перемежавшиеся длинными, запутанными клоками лишайника.