В том, что касалось Руперта, Зоуи пребывала в подвешенном состоянии. Она всегда принимала его чувства к ней как должное. Руперт считал ее красивой и желанной, значит, он ее любил. Но за прошлый год она перестала таковой быть и стыдилась как своего отвратительного вида вместе с постоянными позывами тошноты, так и доброты Руперта. Да, Зоуи хотелось, чтобы он ее обожал, но это – Зоуи знала, как никто другой – было невозможно: в беременных нечего обожать. Она даже не желала заниматься с ним любовью, и как только Руперт это заметил, сразу прекратил попытки: «Это совсем неважно». Совсем?..

Когда у детей начались каникулы, Зоуи согласилась отправиться в Суссекс. Она даже не возражала против того, что у Руперта из-за новой работы уже не было столько свободного времени и он, как и его братья, мог взять лишь пару недель отпуска да приезжать по выходным. Зоуи было проще оставаться в одиночестве. Она много читала, в основном романы – Гладис Бронвин Штерн, Этель Маннин, Говард Спринг, Анджела Теркелл, Мэри Уэбб, Мазо де ла Рош, но в первую очередь – если ей удавалось их найти – биографии королевских любовниц. Взялась и за Агату Кристи, а вот Дороти Сэйерс у нее не пошла. Прочитала «Джейн Эйр», затем начала «Грозовой перевал», но совершенно его не поняла. С тех пор как Зоуи оказалась в сельской местности, ей, как ни удивительно, легче всего было находиться в обществе Дюши, которая однажды попросила Зоуи заняться цветами. Раньше отношения со свекровью состояли для Зоуи из учтивых реверансов и ее собственной, излишне осторожной вежливости. Однако этим летом Зоуи временами замечала во взгляде Дюши задумчивое тепло, которое ей нисколько не докучало, ведь оно не нуждалось в ответной реакции. Осознав, что предложение насчет цветов – это шаг навстречу, Зоуи старалась изо всех сил и даже начала получать удовольствие от процесса, в котором весьма преуспела. Собирая цветы вместе с Дюши, Зоуи запоминала названия разных сортов роз, а позже, по ее просьбе, Дюши научила ее еще одному умению – украшать одежду оборками. О ребенке Дюши не вспоминала. Зоуи беспокоилась, что в тесном общении они могут все же затронуть эту тему, и прямой честный взгляд собеседницы заставит ее сказать то, чего она не желала. Но свекровь даже не намекала, что ей следует родить снова. А ведь эта мысль, которая иногда казалась Зоуи единственным возможным будущим, давила на нее тяжким грузом – невысказанная, но почему-то слишком явная. В семье Казалет жены рожали детей, причем нескольких – вот то, чего от них ждали. Ни Сибил, ни Вилли, судя по всему, совершенно не разделяли ужас Зоуи. Они были счастливы испытывать весь набор материнских чувств, не обращая внимания на то, что происходило с их телами, на боль и неудобства. Более того, они неизменно были довольны результатами, а вот Зоуи считала младенцев несколько отвратительными, а большинство детей – пока те не достигали хотя бы возраста Клэри – надоедливыми. Эти чувства держали ее в плену, сковывали в тисках. Зоуи – не такая, как остальные жены, и если год назад она ощущала свое превосходство – ведь она красивее, а значит, интереснее, – то сейчас она казалась себе гораздо ниже их. Трусихой, выродком – тем, кого они с ужасом бы изгнали из своих рядов, если бы только догадались. Поэтому Зоуи пряталась за своим периодом восстановления, за отсутствием сил и за постепенно тающими отношениями с Рупертом, страшась одновременно и того, что он ее любит слишком сильно, и того, что не любит совсем. По крайней мере, он так и не спросил, хочет ли она нового ребенка.