В то время как его молодые коллеги катались туда и назад, ответственный дежурный названивал на работу отцу и к нему домой. По его собственным словам, по крайней мере трижды за ночь с интервалами в пару часов. Никто не ответил. Чем занимался Бекстрём, неясно. Он не ответил, когда дежурный позвонил ему около трех утра. Все это дежурный сам рассказал Ярнебрингу, разговаривая с ним неделю спустя.

– Главным образом с целью позлить жирного коротышку. В отношении этого человека у нас с Сундманом единое мнение. Будь у меня возможность выбирать, я предпочел бы кого угодно, только не его.

Утром в субботу Петер Сундман поговорил со своим шефом, а тот в свою очередь с шефом Бекстрёма, и попросил заставить Бекстрёма принять формальное заявление о пропаже человека, Жасмин Эрмеган девяти лет. Хотя, по сути, он был полностью согласен с Бекстрёмом. «Добровольное исчезновение. Нет никаких причин подозревать преступление».

Вне всякого сомнения, через несколько дней девочка и ее отец должны были появиться целыми и невредимыми, а потом начались бы новые разборки между ним и матерью девочки. В привычной манере, с заявлениями и контробвинениями, которые обрушились бы лавиной. Так ведь происходило всегда, когда маленькие дети с подобной предысторией и нетерпимыми друг к другу родителями сбегали из дома. Это знали по большому счету все опытные полицейские.

Но в этот раз все сложилось по-другому.

– По большому счету ничего не происходило в течение всей первой недели. Пока ее не нашли в канун Янова дня – вечером 21 июня, – сообщил Ярнебринг и бросил взгляд в свои бумаги.

– Я слушаю, – сказал Юханссон.

– Все получилось как обычно, – продолжал Ярнебринг. – Собачник, отправившийся на вечернюю прогулку со своей псиной. Интересно, как много людей сделали такие находки за все годы?

– Угу, – проворчал Юханссон. – Разве плохо иметь собаку? Собаки – это хорошо.

Ярнебринг осторожно скосился на него.

«Что-то определенно случилось с Ларсом Мартином, – подумал он. – Хотя какое это может иметь отношение к делу?»

– Так вот, – снова заговорил Ярнебринг, – он снимал летний домик около Скоклостерского замка, и, когда прогуливался по берегу, его питомец неожиданно бросился в сторону, прямо в заросли тростника, а потом принялся лаять как сумасшедший. Бедная девочка лежала, упакованная в черные полиэтиленовые мешки, а собака стояла там и рвала их, а потом ее хозяин увидел содержимое. И естественно, поднял тревогу. Взял псину на поводок, помчался домой и набрал 90-000. Тогда ведь работал этот номер. Он рассказал, что нашел труп, упакованный в пластиковый пакет. У него был королевский пудель, кстати, – добавил Ярнебринг. – Пса звали Боссе, насколько я помню. Почему, черт побери, собак так называют?

– Тебя же зовут Бу, – буркнул Юханссон.

– Угу. – Ярнебринг ухмыльнулся. – Сейчас я снова начинаю узнавать тебя, Ларс. Приятно слышать, что ты еще не так плох.

– Она лежала в тростнике, – вернулся к теме их разговора Юханссон. – Но не была похоронена?

– Нет, – подтвердил Ярнебринг. – Он забросил ее на несколько метров от берега, где тростник наиболее густой, а потом вдавил в ил. Там же болотина, сверху всякая растительность, под ней она и лежала. И если бы не собака, тело еще долго могли не найти.

– И куда девочка направилась тогда? – спросил Юханссон. – Я имею в виду, когда сбежала от матери?

– Перехожу к этому, перехожу к этому, – пробормотал Ярнебринг, водя указательным пальцем по своим записям.

За несколько минут до семи в пятницу вечером Жасмин удрала от своей матери. Выйдя из подъезда, она, скорее всего, повернула направо и прошла или пробежала не более пятидесяти метров вниз по улице до первого перекрестка с Шюттехольмсвеген. Там она снова повернула направо и, пройдя не более ста метров, спустилась в метро. В двадцати метрах от входа на станцию девочку видел первый свидетель, инспектор полиции Петер Сундман.