– Маш?

– А? – обернулась я.

– Может, дашь шанс своему попугаю? Глядишь, он не такой, как все, и у вас…

– Нет. – Я спрятала глаза. – И он даже не в моем вкусе.

– Пороть тебя надо, – бросила подруга, отворачиваясь, – пороть как сидорову козу. Не то через пару лет совсем закроешься ото всех и будешь беспрестанно ворчать. Как бабка.

Она покачала головой и направилась в зал. Я проводила ее усталым взглядом, поправила косынку на голове и вернулась к обязанностям. Мелким, надоевшим, но таким нужным, чтобы хоть немного отвлечься. Все-таки Солнце всегда говорила дельные вещи. А еще чаще просто озвучивала то, в чем я сама себе боялась признаться. Каждый раз, когда мне хотелось закрыть глаза на проблему, она раз от раза возвращалась к ней, чтобы заново обсудить. И еще, и еще, и так до тех пор, пока не находилось решение.

Единственным нашим камнем преткновения оставались мои отношения с одногруппниками. Я упрямо твердила Ане, что мне хорошо. Она настойчиво продолжала предлагать пути решения, вроде такого, как попробовать найти с ними общий язык, перейти в другой универ или посоветоваться с братом. А я привычно упиралась: нет, я не изгой, меня не обижают, мне и так хорошо, на всех забила, и все устраивает.

– У тебя есть там кто-то, с кем хотя бы можно поболтать на переменке, если скучно? – спрашивала она.

Как удар под дых. Вроде уже привыкла, а все равно неприятно.

– Нет, – всякий раз отвечала я, ощущая тяжелый камень в груди, – как нет и потребности с кем-то там разговаривать.

– О чем я и говорю, – сердилась Аня, теребя свои иссиня-черные волосы.

Хороший друг чувствует сердцем. Хороший друг видит боль даже за улыбкой. Хороший друг – это тот, кто, зная твои минусы, все равно тебя любит.

И Солнцева была именно такой.

– Там! – Она вбежала в кухню как ошпаренная. – Там!

Аня трясла рукой с блокнотом, указывая на зал.

– Что? – Я поправила фартук и взглянула на нее.

– Мне кажется, это он!

– Кто?

– Твой Дима! – воскликнула она радостно.

– Мой кто?! – переспросила я, еще не до конца понимая, что происходит, и почему вдруг так кольнуло сердце при звуке чужого имени.

– Попугай!

– Ого, – спохватилась я, – не ори только! Тс-с! Спокойно. Вдруг это даже не он.

Но Солнцеву было уже не остановить. Вулкан начал извергаться, брызгая в разные стороны лавой-слюной.

– Он… это… такой… я… – Она закрыла лицо руками. – Это просто вау!

Пробравшись на цыпочках к двери, я отодвинула занавесочку. В зале уже заметно прибавилось народу. Солнцева напирала на меня, толкая в бок. Таранила локтями и коленями. Пришлось остановить ее на расстоянии вытянутой руки.

– Тихо ты!

– Ну? Ну?! – нетерпеливо подпрыгивала она. – Он? Он, да?!

Я пробежалась глазами по залу и остановилась на компании ребят за большим столиком возле окна. Ну, конечно. Вот она, наша золотая молодежь. Игореша, Максимка, Денчик, их облезлые курицы… и новенький, собственной персоной. Смеющийся и галантно отодвигающий стул для (кого бы вы думали?)… да-а… для Вики, смотрящей на него с самым ангельским выражением лица, на какое только может быть способна очковая кобра.

– Он, – прошептала я, высовываясь уже наполовину и забывая, что меня могут заметить. – Он.

И, спохватившись, быстро спряталась обратно. Прислонилась к стене, стараясь унять нахлынувшее волнение.

Нет, там ведь по пути от универа и «Макдак», и «Шоколадница», и прочие забегаловки. И даже тир есть, если очень хочется пострелять не только глазками. Почему сюда? Шли бы, вон, в кабак с караоке! Так нет, притащили свои задницы в наше кафе! Не хватало только опозориться сразу перед всеми, засветившись в этой дурацкой косынке.