– Я сочувствую.

– Не стоит, это в прошлом. Я это к тому, что Марат привык чувствовать себя главным. Он как принял единоличную ответственность на свои плечи, так и не снял её до сих пор. Его здорово подкосила моя инвалидность. Если бы такое случилось с кем-то другим из братьев, возможно, было бы по-другому. Но со мной… понимаешь, я же с ним возился в детстве. Ненамного старше его, но меня отец учил костер разжигать, в лесу выживать, и так далее. А я учил Марата. Затем мы всё поровну с ним делили, вместе думали, где достать деньги, и так далее. И когда со мной случилась беда, я не сломался, а он – да. Сломался, обозлился на несправедливость, и вбил себе в голову, что нужно отомстить. Если честно, первое время я поддерживал эту идею, сам ведь ненавидел твоего отца. А потом остыл, решил свою жизнь на это не тратить. Но Марат не смог остановиться, – Егор перевел взгляд в окно, грея при этом ладони о чашку. – Каждый раз, когда мы встречались с ним глазами, я видел это – ярость. Для брата я почти покойник. За это он и отомстил. Зря он это сделал, Алика. Это неверный выбор в пользу прошлого, а не будущего. Я не выгораживать его приехал, я просто хочу, чтобы ты хоть немного его поняла. Возможно, тебе самой станет хоть немного легче от этого.

– Легче? – грустно усмехнулась я.

– Да. Легче, – отрезал он. – Надеюсь. Не бери пример с моего брата. Он горел ненавистью, и что хорошего вышло? Ничего. Вот и ты отпусти. Пусть сложно, пусть больно, но отпусти. Не ненавидь. Если любишь – попытайся простить, или не пытайся, и делай так, как велит сердце. Но не повторяй чужих ошибок. И… спасибо за какао. Как будешь готова – позвони Наташе, пожалуйста. Она волнуется, что ты пропала.

– Я постараюсь позвонить ей вечером. Не брала трубку… срываться на ней не хотела, – призналась я тихо.

– Я понял. Мне пора.

– Может, перекусишь? Или еще какао?

– Нет, – хохотнул Егор. – Спасибо, но если я задержусь, Руслан поднимется за мной. А ты, как я заметил, не особо его жалуешь.

Спорить с этим я не стала. Егор поехал по коридору, и у двери я спросила:

– Как твое лечение?

– Пока сдаю анализы. Выписали курс витаминов, уколы. Организм ослаблен, как только подлечусь, лягу на операцию.

– Я бы хотела, чтобы она была удачной, и ты встал на ноги. Искренне, – прошептала, взявшись за ручку двери.

– Я тоже, Алика. Ты представить себе не можешь, как я сам этого хочу. Пусть и забыл, что это такое – ходить на своих ногах.

– Удачи.

– И тебе, – ответил он, и выехал на лестничную клетку.

Я закрыла дверь, и медленно пошла на кухню. Телефон, лежащий на кухонном столе, вибрирует.

«Похороны завтра. Я всё организую. Зови, кого считаешь нужным. Аптекарская сто двенадцать, 13:00» – прочитала сообщение от Марата.

Сделал, всё же.

Вот только благодарить его за это я не собираюсь.

МАРАТ

Двенадцать тридцать. Алики нет, но она придет, никуда не денется.

– Зачем ты здесь? – спросил у брата.

Рус лишь молча мотнул головой. Ему Алика не обрадуется, у неё с Русом взаимная антипатия, грозящая перерасти в ненависть. Впрочем, едва ли она может ненавидеть кого-то сильнее, чем меня…

– Двенадцать сорок. Думаешь, придет?

– Да, – ответил брату.

И буквально сразу в Зал прощаний вошла Алика.

Я далеко не трус – и отец, и Егор сызмальства приучали меня смотреть своим страхам в лицо. И сейчас мне страшно, но я смотрю на лицо Алики. Боюсь увидеть искривленные при виде меня губы, сжатые зубы – всё, что выдаст в ней отсутствие любви.

Ненависть.

То, что я уже видел на ее лице, когда приходил.

А еще до ужаса страшно посмотреть в ее глаза, заметить их красноту и припухлость от слез. Но я снова вспомнил, что не трус, и посмотрел. Нет там слез. Ненависти тоже нет. Алика собрана, грустна. Она смирилась.