– Я письмо напишу, – говорит Анисья Петровна, – там примут тебя, как родного!

Когда мы топчемся в темных сенях, отыскивая ручку двери, Иван Григорьевич беспокойно вдруг вспоминает;

– А где план?

Я прикладываю руку к боковому карману:

– Здесь!..

Когда я пришел домой, мне показалось, что кто-то был в моей комнатке. Замок у нее простой. Отпирается любым ключом, а соседи давно заснули.

Ну, право же, был! Залезал даже в ящик стола – готовальня заложена не туда, куда я ее обычно прячу!..

Итак, я уехал.

Сейчас я в нашем городе. Хлопочу, получаю деньги. Билет на ленинградский поезд лежит уже у меня в кармане.

Я в вихре действий. Бегаю, устраиваю свои дела, – целиком захвачен поездкой.

Проекты, один другого увлекательнее, воздвигаются в моем воображении блещущей пирамидой.

Отпуск свой я использую до последней возможности. Забираю даже свои этюды: может быть, при случае покажу их художникам.

Новые люди, книги, музеи, музыка – черт возьми, какой ошеломляющий водопад человеческих достижений ожидает меня! Но стержень всего – все же мое поручение. Оно – моя нить, вдоль которой я буду идти в страну чудес!

Между делом забегаю домой к старичку – горному инженеру, давнишнему моему наставнику в приисковом деле.

По своему обычаю он сидит и пишет. Увидев меня, обрадованно снимает очки. Когда-то мы много горя хватили вместе в научной экспедиции по горам Саяна.

– В отпуск отправились? Хорошо! Но за другое хвалить не могу…

– За что? – удивляюсь я.

– Что за история у вас с арендатором вышла? Он приехал и всюду кричит, что вы ему план какой-то не дали. И, знаете, даже больше! Он утверждает, что план этот вы взяли себе. Хочет возбудить дело. А может быть, уже и возбудил!

У меня невольно сжимаются кулаки. Я начинаю обстоятельно все рассказывать. Но о лицах, пославших меня в Ленинград, и о самом поручении не упоминаю. Представляю все дело как исключительно личную попытку, связанную с поездкой в отпуск.

Он слушает напряженно. Задумывается, когда я заканчиваю.

– Может быть, – осторожно соглашается старик. – От Максакова станет! Уголовщина раньше была делом обычным. Пустые площади продавали, – улыбается он. – Бывало, подсыпят золото в контрольные шурфы и продадут! Не то, что тетрадь какую-то упереть!

– А теперь, – окрыляюсь я его словами, – из ненависти к революции и подавно устроят!

– Не был ли этот Максаков в деле у Рудакова? – продолжает старик. – Как будто бы оба они из Ленинграда?.. Возможно, от Рудакова он и знал о богатстве Буринды. А о плане ему могли сообщить сотрудники вашей конторы. Ведь так?..

Я молча киваю головой.

– Положение, конечно, нелепое. У вас есть план, но нет описания, а у Максакова – какие-то сведения, но нет плана! И обе стороны бессильны…

Старик разводит руками, думает, а потом вдруг озабоченно предостерегает меня:

– Но вы рискуете. И серьезно рискуете, милый! Утайку документа Максаков представит как попытку сорвать у него работу…

– Пусть представляет, – упорствую я.

– Срыв его работы, понимаете сами, это срыв золотой программы. Придравшись к случаю, он недодаст государству металла, а виновником выставит вас…

– Мошеннику не поверят.

– Раньше попробуйте доказать. А он, несомненно, всю эту историю объяснит как кражу, совершенную вами в собственных интересах!.. Только горячиться не стоит, – удерживает он мое порывистое движение и добро смотрит поверх очков. – У вас в Ленинграде знакомые есть?..

– Ни души!

– Тогда я дам вам письмо к приятелю моему, доктору Корневу. Он очень хороший человек и во многом вам сможет помочь. Про меня расскажете… Разве в тамошний трест вам зайти? Попробуйте – вдруг рудаковские материалы найдете? Тогда сообщите, мы все оформим… Кстати, этот Максаков тоже интересовался ленинградским трестом…