– Да. Как там ее зовут? Айна? – продолжил Энгус.

– Э́йна, – поправил Гейт и покраснел.

– Ах, так вы знакомы? – спросил Рейвели, и они с Сидмоном рассмеялись.

– Ладно, мы просто тебя дразним, – сказал Альдерси своему смущенному другу.

– Пожалуй, я пойду спать, пока вы не продолжили тренировать на мне свое остроумие, – ответил Гейт и удалился.

Из открытого окна раздался мужской голос и женское хихиканье – видимо, какой-то парочке захотелось устроить утреннюю романтическую прогулку.

Один из гостей-землевладельцев, толстяк с жирным пятном на рубахе, сильно перепив, собирался устроить драку с одним из королевских стражников, но не устоял на ногах и свалился под стол. Под общий хохот он предпринял несколько попыток встать, но, когда они не увенчались успехом, подложил руки под голову и захрапел.

– Надо выпроводить его отсюда, – ухмыльнулся Энгус и сказал, обращаясь к другим гостям: – Праздник окончен!

Затем, с трудом сдерживая отвращение, поднял пьянчугу с пола и вместе с Сидмоном потащил его прочь из замка. Остальные гости покорно пошли следом, то и дело вспоминая веселые моменты праздника и громко хохоча. Особенно всем запомнился один мелкий лорд, который захотел повторить трюк факира и случайно поджег волосы своей жене. К счастью, ее вовремя потушили, но с праздника она удалилась в ужасном настроении, с мокрой головой и источающая запах жженых волос.

Гвардейцы с трудом тащили на себе тяжелое пьяное тело по каменной лестнице и внутреннему двору, пока наконец, впереди не показались ворота замка. Стражники, глядя на то, как пьяный гость пускает слюни себе на рубашку, брезгливо расступились. Чей-то голос отдал приказ открыть ворота, и те со скрипом отворились. Энгус с Сидмоном скинули толстяка на его не менее пьяных друзей, пожелали безопасно добраться до дома и облегченно выдохнули.

– Хороший был пир, – сказал Энгус, довольно улыбаясь, – Принцесса была сегодня необычайно хороша.

При упоминании Мавис, на лице Сидмона отразилась мечтательная улыбка.

– Как всегда.

Некоторое время друзья дышали предрассветным воздухом, подставляя лица под лучи восходящего солнца. Когда же из головы выветрился почти весь хмель, они засобирались пойти спать, как это уже сделал Гейт. Молодые люди пожелали стражникам спокойного дозора, но не успели они далеко отойти от ворот, как с крепостной стены закричали:

– Всадник!

Стражники засуетились и стали хвататься за оружие, пока со стены опять не раздался голос:

– Это гонец! Он ранен!

Когда ворота снова открыли, на территорию замка вбежала лошадь и стала метаться из стороны в сторону. Пробежав несколько кругов, она остановилась и принялась рыть копытом землю. Сидмон бросился успокаивать животное. Он гладил кобылу по шее и крепко держал под уздцы, стараясь усмирить ее, пока Энгус со стражниками снимали всадника с седла. Это был молодой светловолосый юноша, весь в дорожной грязи и собственной крови. Из его спины торчала стрела, но молодой человек был в сознании и тихо повторял:

– Короля…Мне нужно видеть короля…очень важно.

На шум сбежались слуги. Они отвели лошадь в конюшню, помогли рыцарям донести раненого юношу внутрь замка и положить на кушетку в маленькой комнатке у лестницы на первом этаже.

– Пошлите кого-нибудь за лекарем, – сказал Сидмон, обращаясь к зевакам.

– Я его приведу, милорд! – бросила одна из служанок, выбегая из комнаты.

Она вернулась через несколько минут, а за ней тяжело дыша вошел раскрасневшийся и запыхавшийся лекарь Сурс. Это был маленький сгорбленный старик с почти бесцветными глазами. Он был так стар, что, как шутили при дворе, мог застать сотворение мира.