И девушка пока шла пешком до ранчо, вспомнила, как уже будучи подростком, наблюдала истерики матери, мучительное бормотание отца, который клялся завязать. Мама его прощала, а он, продержавшись месяц или два, опять принимался за игру. Вроде бы ничего страшного не было, думала она тогда, но когда пришли люди и просто выгнали их из их же дома, дав прихватить только самое необходимое, Эмили поняла, что отец болен. А это все - следствие его болезни.

«А самое обидное, что он до конца так и не признавался сам себе в игромании!» – злилась она.

Эмили до сих пор с горечью вспоминала их шикарный особняк в престижном районе Лос-Анджелеса, где прошло ее детство и часть отрочества. И то убогое жилище, которое они могли позволить себе после.

«Папа, папа!» – вздохнула она.

А потом случилась трагедия. Ее мама, привыкшая к шикарной жизни, к светскому обществу и потерявшая все это в один миг по нелепой, как та считала, случайности, впала в глубокую депрессию. И в период очередного приступа покончила с собой. Просто выпила таблеток, написала мужу смс, что отец уничтожил ее своей игрой, а бороться с его зависимостью она больше не в силах. И просто уснула, без изысков и истерик, только вот забыв попрощаться с дочерью.

После этого у отца при мысли об игре сводило руки, дав им шанс. И жизнь кое-как наладилась, когда он не мог и не хотел больше играть, а все время посвятил единственной дочери, раскаиваясь и чувствуя беспредельную вину перед ней.

«Но что сейчас?» – не переставала задаваться себе вопросом Эмили. – «Почему после стольких лет он вновь сел за игру и мне ничего не сказал? Почему вообще это сделал?!»

Полная этими горькими мыслями, с дрожащими от волнения ногами и холодными руками, девушка и подошла к ранчо этого некоего Марка Соммерса. На улице уже была глубокая ночь, но даже очертания дома очаровали ее. Где–то фыркали лошади и ходили в загонах быки.

«И что мне теперь делать?» – судорожно думала она. – «Актриса из меня никакая!»

Затем попыталась найти выход. Поразмыслив, Эмили намеренно испачкала одежду, растрепала волосы, и постаралась расстроить себя до слез.

«А особенно и стараться не надо», – подумала она, вспоминая события последних дней и свою жизнь еще пару дней назад, до того как узнала об отце. – «Они просто накинули мне мешок на голову и приволокли к боссу!»

И слезы все пуще потекли из глаз от воспоминаний. А потом, когда сняли мешок и не развязав рук, вывалили на нее всю горькую правду, включая условия сделки, да еще намекнув на второй вариант выплаты долга в нелегальном публичном доме.

«Разве у меня был выбор?» – вспоминала и оправдывала себя Эмили сейчас, в то время как обнаружила запасную дверь, а слез, грязи и испуга для завершения образа несчастной беглянки у нее уже было выше крыши. Девушка аккуратно открыла дверь и пролезла на кухню. Замысел был просто великолепен: залезть в дом и выкрасть бумаги.

– Но конечно! Зачем же все должно пройти гладко и просто? Или, например, повезти для разнообразия? Это же я, Эмили! – бормотала она раздраженно и обиженно на весь мир, когда услышала шаги по лестнице, судорожно пытаясь спрятаться.

Только в этот момент, уже ныряя в какую-то нишу, она вспомнила, что техасцы сначала стреляют, а только потом спрашивают, кто ты. И в этот момент испугалась по-настоящему.

– Мамочки! – прошептала она, когда вдруг после нескольких вопросов приятного мужского голоса, резко зажегся свет. Эмили тут же ослепла. Но глаза быстро привыкли и она попыталась оглядеться.

На кухню вошел ковбой в джинсах и топелс. Широкая грудная клетка была идеальна, а лицо... Он был красив как с обложки журнала.