– Хлопцы, к нам гости, – плохо подчиняющимся голосом прохрипел Скиба.

Казаки мгновенно собрались возле своего командира и, обнажив оружие, изготовились к предстоящей сечи. Не упуская из глаз здоровенного Ваньку, Никита принялся вслух оценивать сложившуюся обстановку.

– Грамотно заперли нас со всех сторон эти черти. Без хитрого манёвра вряд ли обойдёмся. Действовать, хлопцы, будем как в прошлой турецкой войне. Помнишь, Василь Петрович, мы тогда важного эфенди в плен взяли. Сегодня, правда, не тот день. Действовать будем как тогда, но брать в плен уже никого не станем.

После этих рассуждений Скиба опустился на колено. Василь зашёл сзади и замер. Когда до верзилы-разбойника оставались считанные метры, Дорошенко легко заскочил на скибины плечи. Тот словно пружина, распрямился во весь свой рост и Василь птицей взмыл в небо. Верзила с огромной дубиной в руках инстинктивно присел, и в тот же миг сабля перевернувшегося в воздухе Дорошенко раскроила ему незащищённый затылок. Рванувшийся вперёд Никита сокрушил противника справа. Приземлившийся на землю Василь срубил разбойника слева. В образовавшуюся брешь молнией прошмыгнули стоящие наготове остальные казаки. Лишившись богатыря-главаря, разбойники ещё некоторое время ожесточённо боролись за свою жизнь, но сечевики владели военным искусством намного выше, чем душегубы, поэтому через несколько минут всё было кончено.

Василь подошёл к человеку, одетому как запорожский казак, лежащему вниз лицом на земле и хотел за плечо развернуть его на спину, но тут неожиданно мертвец ожил. Резко ударил растерявшегося Дорошенко кинжалом в грудь. Василь запоздало отреагировал на молниеносное движение руки разбойника. Лезвие острого клинка вскользь прошло по броне под рубахой. Распороло вдоль широкий рукав и на излёте задело не защищённую ничем руку выше локтя. Василь отпрянул в сторону, зажав правой рукой глубокую рану. Хома проворно вскочил на ноги и огромными прыжками бросился в сторону коней. Никита в это время приводил в чувство Андрийку. Преследовать самозванца не стал, а выстрелил в него из пистоля. От громкого выстрела Андрийка открыл глаза. Подоспевший Дорошенко подмигнул ему озорно глазом. Разорванный рукав его рубахи быстро напитывался кровью.

– Вспомнил я его, атаман, – Василь кивнул в сторону только что убитого Хомы. – С Яика он. У нас в Сечи у Осипчуков в Васюринском курене квартировал. Сам Тарас ушёл за Дунай, а этот гад в лихие люди подался.

Никита в ответ лишь безразлично махнул рукой. С отеческой нежностью заглянул в глаза поднявшемуся на ноги Андрийке, и только затем пересчитал всех своих людей.

– Слава Богу, все целы, – с нескрываемой гордостью произнёс Скиба.

– Клим, – обратился Никита к пожилому казаку, заботливо поправляющему подпругу на своём коне. Сдерживая улыбку, глянул в полные слёз глаза Андрийки и, сделавшись вдруг серьёзным, продолжил свою прерванную мысль: – Посылай почтарём донесение. Пускай наши в сторону Гвардейского села немедля направляются. Там место получше будет. Сейчас только Петровича перевяжем и по коням, хлопцы.

Голубь взвился в небо. Казаки вскочили на своих коней. Некоторое время расчётливо поплутали по лесу и только перед самой дорогой остановились, чтобы снять с копыт разгорячённых животных кожаные мешочки. Вскочили вновь в сёдла и, прижавшись к гривам своих скакунов, понеслись во весь дух в сторону села.

Митя всё видел. Именно такой исход разбойничьей вылазки он себе заранее представлял. Смерть лесных дружков, с которыми ещё совсем недавно делил хлеб насущный, он воспринял без всякого потрясения. И только распластанное тело Хомы Окуня, с груди которого его бывшие товарищи сорвали крест Господень, вызвало на слегка побледневшем чисто выбритом лице Мити что-то вроде горькой усмешки. Совладав со своими совсем не православными чувствами, приняв на лицо смирение, Митя трижды перекрестился.