Грало описал Аскеру монастырский распорядок дня, употребляя непередаваемую смесь покровительственно-почтительных интонаций, учитывая особое положение Аскера в монастыре. В восемь утра в монастыре был завтрак, в два часа дня – обед и в восемь вечера – ужин. В остальное время Аскер мог делать что захочет, если только настоятель не пожелает его видеть. Сказав это, Грало ушел.

Еле дождавшись его ухода, Аскер пошел в библиотеку, благо там никого не было, и снова засел за «Историю Скаргиара». Он читал, не отрываясь, пропустил ужин, вечером принес фонарь и читал до тех пор, пока в фонаре не выгорело масло.

Наступил Первый День весны. С этого дня в Скаргиаре отсчитывали начало нового года, и в монастыре с самого утра витал тот особенный дух обновления, какой бывает только в первый день года.

С ночи порошило мелким снежком, но к утру развеялось и из-за туч выглянуло бледное солнце. По случаю нового года на крыше монастыря в каменном очаге развели огонь, прочитали специальную Весеннюю молитву и возблагодарили Матену за то, что она помогла пережить монахам зиму.

Когда закончили читать молитву, кто-то посмотрел вниз и увидел, что по дороге к монастырю движется странник. Утренний ветер развевал его лохмотья, рваные кожаные чувяки оставляли в снегу глубокие борозды. Странник подошел к воротам монастыря и постучал в них суковатой палкой. Ему тут же открыли: в Валиравину гости захаживали редко, и, к тому же, появление гостя в Первый День весны расценивалось как добрый знак. Странника сразу повели к костру на крыше, где уже собрались все обитатели монастыря – от настоятеля до ребят из кухни. Не было только Аскера, потому что он с самого утра сидел в библиотеке. Норло собирался за ним послать, но приход странника помешал этому.

По обычаю все, кто был в доме, в первый день нового года должны были поцеловать гостя: считалось, что это приносит счастье. Странник перелобызался со всеми, начиная с настоятеля. Затем все сели вокруг костра и стали кидать в него священные палочки дерева, посаженного весной в полнолуние, и загадывать желания на будущий год.

Вдруг странник, дико вскрикнув, повалился на пол в приступе удушья. Лицо у него почернело, глаза вылезли из орбит, и он стал кататься по полу в страшных судорогах. Все оцепенели, никто не решался подойти к нему, и несчастный странник в конвульсиях скатился в костер. Пламя охватило его всего как-то сразу; он вспыхнул, как факел, и сгорел в мгновение ока.

– Это черная пошесть, – сказала толстая кухарка. Она была родом из северных предгорий Баяр-Хенгора, граничащих с Алагером, и не раз видела эту страшную болезнь, разносимую ветром по степи.

Болели по-разному. Детей болезнь пощадила; многие были на ногах и только изредка заходились сухим, затяжным кашлем. Те же, кто заболел серьезно, валялись пластом на своих кроватях, поминутно кашляя и мучаясь приступами судорог. Лекарств от этой болезни не знали, кроме усердных молитв Матене и проклятий Ранатре, считавшейся матерью всех болезней.

Заболел и Норло. Он бился на кровати в жару, изнуряемый приступами кашля, корчась от судорог и все время в бреду твердя о приходе великого проповедника. Он никого не узнавал и был совсем плох, об Аскере же не вспоминал и подавно.

Аскера болезнь не коснулась. Еду он брал прямо на кухне, около больных не вертелся, а просиживал дни и ночи напролет в библиотеке. Книги стали его страстью, и он задался целью прочитать их все. Закончив «Историю Скаргиара», он принялся за трактаты по сельскому хозяйству, горному делу, химии, оптике, затем перешел к философии, религии, магии, литературе и политике. Большинство книг были написаны на хенгорском языке – на том, на котором говорили в Валиравине, но попадались и на других языках. Близкородственное хенгорскому северошергизское наречие Аскер еще кое-как понимал, но остальные языки были для него тайной за семью печатями. Книги составляли пока единственные впечатления его жизни, не считая того немногого, что он успел увидеть, и потому отлично запоминались. Этих знаний Аскеру во многом хватило на всю будущую жизнь.