Но чуда не случилось. Болезнь вернулась. Спустя два месяца ей снова стало плохо. Врачи сказали, что по всему ее организму пошли метастазы. Она снова плакала, хотела побыть одна. И я ушел. Просто выбежал из квартиры. Была зима, а мне было жарко. Сбросил куртку, остался в одном свитере. Наклонился, загреб руками снег и прижал к пылающему лицу. Хотелось орать, кричать от бессилия. Хотелось весь мир к чертям отправить. Но никому не было дела ни до меня, ни до нее. Жизнь шла своим чередом. А потом я встретил их. Счастливая семейка гуляла по аллейкам парка.

Спустя месяц вернулся дед. Мы жили маленьком городке в четырех часах езды от столицы, и врачи посоветовали отвезти мать в столицу, мол, там будет лучше, там профессора, нужная техника... Мама обнимала меня на прощание, говорила, все будет хорошо. Но уже тогда, обнимая ее на прощание, я понимал в глубине души, что она врет.

Спустя неделю позвонили из больницы. Сказали, что мамы больше нет, нам нужно приехать и забрать ее тело.

Тем же вечером дед посадил меня в свою старую копейку, и мы поехали в город. Дедушка всегда был малословным, скупым на эмоции человеком, но я помню, как тряслись его руки всю дорогу, каким напряженным взглядом он смотрел перед собой.

Ее похоронили в Москве. В тот день было темно, словно сама природа оплакивала ее уход. Я мало что помню - был не в себе. Меня напоили каким-то успокоительным дерьмом. А потом приехал он - господин Ольшанский. Вместе со своей супругой. Он ни слова мне не сказал. Хотел было послать их к черту, сказать, чтобы не смели оплакивать маму - это только моя боль, моя потеря. Но она - Вера - вышла вперед. Обняла меня внезапно и притянула к себе. И так от нее пахло... земляникой и по-матерински нежно... И я сорвался. Стоял, как идиот, и рыдал, уткнувшись в ее плечо. А она обнимала меня, укачивая в руках.

Они забрали меня к себе. Я не хотел ехать, хотел остаться с дедушкой, вернуться обратно... Но я не мог, потому что по закону теперь я принадлежал отцу. Он не изъявлял особого энтузиазма, но Вера была настроена уверенно. Говорила, что все будет хорошо.

Мне выделили комнату. В первую ночь, лежа там, в дорогостоящей, но абсолютно чужой мне обстановке, я понял, что теперь одинок. Как жалкая песчинка в огромном мире. Все надежды последнего года, вера в лучшее - все рухнуло в один момент. Единственный человек, которому я был нужен - ушел. Я остался один.

Следующие пара дней прошли незаметно. Я по большей части отлеживался в своей комнате, лишь изредка выходил из нее на кухню.

Вера была молчаливой. Такое чувство, что она постоянно витала в своем мире. И ее кожа, и одежда всегда были перепачканы красками.

Помню, сидел в кухне, а он готовила, пока маленькая дочка кружилась вокруг нее. Смотрел на нее, на ее хрупкую фигуру, длинные волосы, полные губы, чуть вздернутый носик... хрупкая, тоненькая... красивая. Уже тогда я - четырнадцатилетний пацан - признавал это. Такая ладненькая она. И добрая, нежная... Когда говорит - хочется слушать еще и еще. Во мне все тянулось к ней, не знаю, как объяснить. Я постоянно старался находиться рядом с ней. Наблюдал. И злился. Сам на себя, на нее. Ведьма, не иначе! Иначе как можно объяснить эту одержимость ею?! Поэтому дерзить ей начал, обзывать, действовать на нервы. А она с улыбкой все воспринимала. Сука такая. Душу мне выворачивала...

И тогда ночью, лежа в кровати, я первый раз дрочил не на моделей из журналов, а на Веру Ольшанскую! А затем от злости бил кулаками стенку. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Спустя неделю после моего пребывания в их семье сидели за семейным ужином. Ольшанские о чем-то разговаривали, их дочка сидела рядом, уплетая рагу. Вера то и дело вытирала перепачканные щеки девчонки, заботливо поправляла ей волосы. Видел, какими глазами смотрел на жену отец - будто в одной ней весь мир заключён. И, бл*ть, я таким же взглядом на нее смотрел! А потом вспомнил маму... И меня затошнило от того, что я пятнаю память о ней. Как я вообще могу смотреть на Веру? Из-за нее родители разошлись! Если бы не она, все было бы нормально! Так гадко стало. Отшвырнул от себя вилку и, взяв тарелку, со стола запустил в стену. Вероника закричала, испугавшись, Ольшанская сразу притянула девочку к себе, стараясь успокоить.