Жили на квартире у смотрителя Мудьюгского маяка Зыкова Семена Михайловича. Я играл с его маленькой дочерью Светой, лазил по заборам, однажды висел на гвозде. Как-то раз, доставая льдинки из бочки, оказался в стойке на руках под водой. Вовремя достал меня за ноги случайный прохожий, заглянувший во двор. Из неприятных кулинарных воспоминаний – постоянный запах рыбьего жира, на котором соседи жарили рыбу. Из приятных – большая соленая семга, привезенная с маяка, от которой иногда ритуально отец отрезал по кусочку на бутерброды. Запомнилось половодье в начале мая 1944 г., когда из-за ледяного затора в низовье Двины вода прибывала так быстро, что мальчишки с восторгом шли быстрым шагом рядом с бегущей по улице водой. А утром дома стояли среди воды, плавали кое-где мостки деревянных тротуаров. Через год репродуктор в виде черной бумажной тарелки объявит голосом Юрия Левитана об окончании войны. И улица вдруг заполнится выбежавшими людьми без шапок и верхней одежды, кричащими и машущими руками под легкими белыми снежинками. Но мы в это время жили уже в отдельной квартире на улице Левашова, т. к. в ноябре 1944-го родилась сестренка Лариса. С балкона третьего этажа я стрелял горохом из игрушечной пушки на резиновом ходу. А соседка со второго этажа – Ревекка Израилевна – учила маму делать фаршированную щуку. К шести годам 1 мая рядом с кроватью на табуретке я получил подарки: «Родную речь» с «Золотой осенью» Левитана на обложке и набор открыток с баснями Крылова. К этому времени я умел читать и выучил стихотворение из газеты «Красный флот»: «Коли ты служил в Кронштадте и ходил в морском бушлате, то наверно этот город не забудешь никогда. Город племени морского, он глядит слегка сурово, и красив и не похож он на другие города!» И так далее 12 куплетов.

Юре – год

Школа для меня началась 1-го сентября 1946 г. Анна Тимофеевна с румяными пухлыми щеками была моим кумиром до того дня, пока не посмеялась над моим объяснением причины пропуска школы: «У меня была температура». На ее реплику: «У всех живых и здоровых есть температура», – я не нашел, что ответить. Заплакал от обиды: «Разве она не поняла смысла моих слов? Разве она не знает, что у всего мертвого тоже есть температура?» На следующий день я получил кол за невыполненное задание по любимой арифметике. Не помню теперь, как улегся конфликт, но весь пыл любви был отдан нашим вожатым – ученицам старшего класса. Горе в том, что одну из них нам пришлось хоронить уже следующей весной. Они купались на канале возле нашего шлюза. На кладбище я выступал от учеников. Кому могло такое прийти в голову?! Все присутствующие рыдали, меня после этого долго трясло в истерике. С тех пор боюсь произнести слово на кладбище. Так закончился первый школьный год. Папу из-за ухудшения здоровья переводят южнее на сто километров по реке. Шлюз «Северка» – последний шлюз на Москве-реке перед самой Коломной.

Шлюз «Северка» – это место на Земле, которое точнее всего совпадает с понятием «малая родина». Здесь более пятидесяти лет находится родительский дом. Это чувствуешь спиной, выйдя из электрички на станции Хорошово или Конев бор. Из этих точек домой я могу прийти с закрытыми глазами. И действительно были случаи, когда при возвращении из школы темным вечером я тропинку нащупывал буквально ногами. Однажды мама пошла мне навстречу и подвернула ногу, не заметив канаву, пересекающую тропу. На ее вопрос: «Да как же ты ходишь по такой дороге?» – я ответил: «Первые сто раз тяжело, а потом привыкаешь».

Шлюз – это малая автономная колония, где три поколения десяти семей прожили две трети века. Фамилии их звенят в мозгу, как старая знакомая мелодия: Шарашкины, Пофьяновы, Петрушины, Ананьевы, Семиковы, Староверовы, Прокудины, Дроздовы, Козлачковы. Были еще два десятка приходящих из села Северского рабочих, часто тоже династии: Мазины, Найденовы, Финагеновы.