В заслугу жрецу любого из храмов земель Ра ставилось лишь то, что он, наследуя по крови способность слышать голос предков и Мать-землю, способность видеть не собственно людей, не стенки сосудов – их тела, но содержимое – их души, – усердно заполнял свой разум всем виденным и слышанным им, как в мире дольнем, так и в стране Яви. Затем он старался из накоплений духовных общений выбрать то, что можно было бы облечь в слова и уже через эти слова донести до людей знания предков, помочь людям выбрать нужные и использовать их на благо живущих.

Но многим понятиям Яви не было описаний словами дольнего мира, и тогда жрец подбирал звуки людской речи, связка которых была бы наиболее близка по звучанию звенящим волнам общения духовной благости. Так рождались новые слова, на объяснение людям значений которых и уходило время тех бесед, которые потом будут называться проповедями; и это время ложилось одной из необходимостей, по которой строились храмы, – ветры и лёд ещё не забыли свою былую силу в этих краях.

Потом, много веков спустя, смотрящие23, полностью утеряв свою связь с миром предков и поэтому даже и близко не поняв истоки и цели тех давних проповедей, перепутав историю своего клана с историей народа, упрямо будут продолжать вещать людям уже давно объяснённое жрецами; их же мысли и мечтания об ином мире перерастут в месть миру существующему, и они станут в конце концов этому миру тем, чем исходно и могли быть, – раками.

*

Полёт времени прервался в закоулках памяти Заратуштры в поиске источника глухо доносившихся стонов, луч его разума внезапно выхватил творения ученика, Неопознанного Совестью, обруч предательства которого и сдавливал до хрипоты его чувство справедливости.

Доро́гой к порту он уже видел плоды его потуг: несколько экзальтированных крестьян, очевидно впавших в наркотический транс, усердно, но без какого-либо осознания, талдычили имена-благородства, коих новоявленный мобед понапридумывал для новоявленного бога аж о семи десятках24; потом они сняли свои кусти – пояса, составленные из многих нитей и трёхкратно опоясывавшие их длинные рубахи, – и, взяв их за концы, начали исступлённо стегать ими землю, причитая: «уйди, Ахриман, уйди, собака, уйди, собака, уйди, собака, уйди, собака…», выпадением в беспамятство заканчивая свою «молитву»25.

Без сожаления оставив не одну свою шкуру лицемерия содранной на спицах отбора магов для занятия должности мобеда и наконец став Главным магом, Неопознанный Совестью подло распустил слух, что он приходится единоутробным братом Заратуштры и продолжателем истинного его учения, а также преемником учения не его только. Он сконструировал себе новое имя, взяв за основу Имя Того, кто только начинал свой Путь Спасения на закате солнца, став называть себя Иса-Два-стар, видимо, этим «Два» желая показать, что Второй – это он, продолжатель дела Исы, а окончанием «стар» он убеждал всех услышать свою «родственность» с Заратуштрой, – с Золотой Звездой, с Золотым Сириусом. Исадвастар был настолько жаден до власти, что хотел «убить» сразу не одного, не двух, но сразу трёх «зайцев»26

Провоцировавшиеся им приступы болезни человеческой психики Неопознанный Совестью стал называть главной молитвой своего учения, литургией. В ней крестьяне находили миг забвения – ибо только в этой психоделической молитве можно было хотя бы часть горестного настоящего быстро отодвинуть в прошлое. Собственно, на это и была направлена кипучая энергия Исадвастара, меж делом вразумлявшего паству: «Ты не должен грабить! Ты не должен убивать!», «теперь ты должен молиться новому, самому справедливому среди богов – Хаоме!», «Ахура-Мазда уже умер! Родился новый бог-предводитель – Митра!», «Коллегий богов и вождей больше нет! Пришли Единый бог и единый царь!» Эти призывы он называл священными; перед ними требовалось преклонять колена и головы, к ним подходили разувшись.