– Хотела спросить, может, я смогла бы начать танцевать? Мне нужны деньги.

Этот вопрос определенно привлекает его внимание, брови поднимаются к линии залысин. Пристальный взгляд пробегает по моему телу сверху вниз, и во всем этом сканировании есть нечто пренебрежительное и грубое одновременно. Я чувствую, как он рассматривает каждый изгиб и каждый шрам, и борюсь с желанием прикрыться.

Наконец, он качает головой.

– Нет, – говорит он, задерживая взгляд на заметных участках шрамов. – У тебя хорошая фигурка, но никто не захочет видеть это дерьмо. Мужчины, которые приходят сюда, уже пытаются сбежать от уродливых, ворчливых сук, на которых они женились, поэтому они хотят посмотреть, как красивые телочки трясут тем, что у них есть, на сцене. А не наблюдать за каким-то цирковым представлением.

Я сжимаю челюсти и с трудом сглатываю. Слова резкие, неприятные. Они одновременно и ранят меня, и бесят. Но я не могу позволить себе сорваться на него и рискнуть потерять работу. Это только усугубит мою ситуацию.

– На самом деле, именно поэтому я подумала, что, возможно, это было бы хорошей идеей, – говорю я. – Мои шрамы, может, и уродливы, но они делают меня другой. Уникальной. Люди ходят в цирк не просто так – они хотят увидеть то, чего не смогли бы увидеть нигде больше. Ты мог бы сделать из этого рекламный ход, представить то, чего нет ни в одном другом стриптиз-клубе.

И хотя мой голос остается спокойным, сердце бьется сильнее. По сути, я предлагаю ему сделать из меня участницу шоу уродцев, чтобы люди глазели на меня, смеялись надо мной или удовлетворяли свой странный фетиш со шрамами, наблюдая, как я танцую. Даже думать об этом унизительно, но, по крайней мере, это принесло бы мне больше денег, чем подача напитков.

Карл прищуривается и склоняет голову набок, обдумывая мои слова. Затем потирает переносицу и качает головой.

– Нет. Прости, милая. Не могу.

Меня охватывает разочарование, и я опускаю взгляд в пол, чтобы Карл не увидел его в моих глазах.

– Ну, ладно, – бормочу я, поворачиваясь к двери. – Хорошо. Извини, что отняла у тебя время.

– Стой, стой, – кричит Карл мне вслед, когда я уже собираюсь уходить. – Подожди-ка. Тебе реально нужны деньги?

Я останавливаюсь, взявшись за дверную ручку.

– Да.

– Ты девственница?

Сердце замирает, и я оборачиваюсь. Щеки горят.

– Что?

Это не ответ на его вопрос, но, судя по тому, как он ухмыляется, моя реакция стала именно тем ответом, который был ему нужен.

– Ага. Так и думал, – растягивает он слова, откидываясь на спинку стула. – Девчушка вроде тебя точно девственница. С этим можно работать.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, стараясь, чтобы это прозвучало не так оскорбленно, как я себя чувствую.

Он просто продолжает ухмыляться мне этим приводящим в бешенство взглядом, снова скользя глазами по моему телу.

– Я не приглашаю тебя на свою сцену, но есть много мужчин, которые заплатили бы кучу денег за девственную киску, и плевать на то, что за девушке она принадлежит. Если ты серьезно нуждаешься в деньгах, то я знаю одну тетку, которая ищет нетронутых девчонок для своего борделя. Я мог бы тебя посоветовать за процент от твоей выручки.

У меня отвисает челюсть, когда до меня внезапно доходит, о чем он говорит.

Я не стану стриптизершей.

Я стану шлюхой.

Долгое время я ничего не говорю, желудок сжимается в узел, а мысли путаются. Я совсем не ожидала, что разговор пойдет в такую сторону, и чувствую себя ошеломленной, застигнутой врасплох.

– Когда я говорю «много денег», я имею в виду до хрена, – продолжает Карл, нарушая тишину, когда я долго молчу. – Десять тысяч. Может, и больше, если сделаешь все достаточно хорошо, а если попадется кто-то отмороженный, типа помешанный на всех этих фетишах со шрамами, он отвалит немереную кучу бабла.