Она старалась делать паузы
в тех местах, где сплошной минор.
Из красной шерсти вязала наузы,
чтобы смягчить его строгий взор.
Немели пальцы от струн металлических,
а голос нежный ее дрожал,
когда пыталась ответить лирически
на ироничный его оскал.
Ей говорили: «Чего ты мечешься?
Ведь он не создан любить, беречь!»
Она не слушала. С ним бы встретиться,
ручьем серебряным в подножье течь.
Чтобы склонился, томимый жаждою,
и зачерпнул воды ключевой,
вдруг осознав, что обрел желанное,
смягчив внезапно характер свой.
Не скоро грезам ее исполниться,
Но ждать и верить – ее стезя.
А коль дождется, то, как и водится,
отдаст до капельки саму себя…
Бабушке
Вновь о тебе, моя милая,
лето напомнит мне стылое.
Ласточки, низко летящие,
тучи, по небу бродящие.
Черным крестом у надгробия
видится смысла подобие.
Некогда было иначе…
Светлыми были задачи.
Как далеко и умело
детство мое отлетело!
Помню коньки и салазки,
старые, добрые сказки;
спицы, старинные пяльцы,
неутомимые пальцы,
ласку, любовь и заботу,
сладкую утром дремоту…
Бабушки нынче иные:
все на подбор -молодые.
Вязнут на блогах и сайтах
средь многоточий и лайков.
Что ж, доживем помаленьку,
переступая ступеньку
в мир без прикрас и иллюзий
с финишным рейтингом «лузер».
Счастлива? Нет? Да, неважно…
Мир – это театр эпатажный.
Что тебе эта условность?
В сердце назрела готовность
все принимать безотчетно:
беды, победы, отчеты.
Только одно непреложно:
детство вернуть невозможно…
Мама
Далеки вы, детские зори,
когда лужа казалась морем,
когда главное слово – «МАМА»!
И роднее его на земле
не бывало слова иного…
Через годы скажу я снова:
«Мама» – слово всему основа,
Это ясно не только мне!
Пусть ласкается негой море,
пусть вдали остаётся горе.
И сбываются все надежды,
распускаются все цветы.
Ведь июльские звёзды ярче,
и с годами пылают жарче,
оставляя свой след в пространстве
светлым отблеском доброты!
Помнишь, мама?
Помнишь, мама, тот день в апреле?
Зацветали уже сады…
Птицы радостно, нежно пели.
И, казалось, не жди беды.
Как-то буднично, сжато, скупо
промелькнула в газете весть.
Лишь тогда мы узнали будто,
что Чернобыль на свете есть.
Ты рванулась одной из первых
выполнять свой врачебный долг.
Проводов телефонных нервных
вспоминаю обрывистый слог.
– Мама, как ты? Когда вернешься?
Радиации фон какой?
И едва ли ответа дождешься,
потеряв навсегда покой.
Вспоминаю, какой вернулась:
изможденный, усталый лик.
Только краешком рта улыбнулась,
не обняв меня в первый миг.
Много весен с тех пор миновало,
С каждым годом все меньше тех,
кому «щедрая» власть доверяла
стать героем чернобыльских вех.
Много их полегло до срока,
не успевших принять почет.
И наотмашь по сердцу – склока:
не довольно ль вести им счет?
Мама, зная твой нрав и храбрость,
непреложно горжусь тобой.
Одолела ты хворь и слабость,
амбразуру прикрыв собой.
Помолиться сегодня стоит
за тебя и за тех, кто был
в эти дни легендарно стоек.
И чтоб мир ни о ком не забыл…
Моему отцу
Он родился в тридцать восьмом
на украинской щедрой земле.
Хлопчик с рыженьким хохолком,
что он ведать мог о войне?
В сорок первом он чудом спасся,
Мать молилась святым образам.
И на фото последнего класса
узнаю его лишь по глазам.
Он не смог позабыть ту осень,
когда запах плодов наливных
и простора небесного просинь
застелил черный смог войны.