Я вдыхаю аромат его одеколона. В нем чувствуются нотки сандалового дерева, цитруса и чего-то еще. Чего-то горького. Может быть, анис. Тот обладает похожим острым запахом.

– Очень хорошо. – Доктор Ник передвигает стетоскоп, и я делаю еще один глубокий вдох. – У вас необычное имя, Джулс. Это сокращение? Или прозвище?

– Нет. Все думают, что это сокращение от Джулии или Джулианны, но меня зовут именно Джулс. Отец рассказывал, что, когда я родилась, мама взглянула в мои глаза и сказала, что они сияют, как драгоценные камни^>[2].

Доктор Ник смотрит мне прямо в глаза. Мой пульс учащается. Я подозреваю, что доктор Ник это слышит, особенно когда он говорит:

– Ваша мать была права.

Я стараюсь не покраснеть, но тщетно. Мои щеки заливает жаром.

– А Ник – это сокращение от Николас?

– Да, признаюсь. – Он затягивает у меня на плече рукав тонометра.

– Давно вы живете в Бартоломью?

– Думаю, вы хотите знать, как человек моих лет может позволить себе квартиру в этом здании.

Он прав. Меня интересует именно это. Я снова краснею, на этот раз – от неловкости.

– Простите. Это не мое дело.

– Ерунда. На вашем месте мне тоже было бы любопытно. На самом деле я жил здесь всю свою жизнь. Квартира принадлежала моей семье много десятилетий. Я унаследовал ее пять лет назад, когда мои родители погибли в автокатастрофе во время поездки по Европе.

– Мне очень жаль. – Лучше бы я держала язык за зубами.

– Спасибо. Это была тяжелая потеря. Порой я чувствую себя виноватым, когда думаю, что, будь они живы, я жил бы в какой-нибудь бруклинской дыре, а не в одном из самых знаменитых зданий в мире. Иногда мне кажется, что я тоже временный жилец. Присматриваю за квартирой, пока родители не вернутся.

Доктор Ник заканчивает измерять мое давление.

– Сто двадцать на восемьдесят. Идеально. Похоже, вы совершенно здоровы, Джулс.

– Еще раз спасибо, док… – я обрываю себя на полуслове. – Спасибо, Ник. Я очень признательна.

– Не за что. Я был бы плохим соседом, если бы не помог вам.

Мы выходим обратно в коридор, и я на мгновение оказываюсь дезориентирована планировкой квартиры, зеркально отражающей квартиру 12А. Вместо того, чтобы пойти направо, я сворачиваю налево и делаю несколько шагов в сторону двери в конце коридора. Она шире других дверей в квартире и закрыта на засов. Я поспешно разворачиваюсь и догоняю Ника, идущего к выходу.

– Простите, я чересчур любопытна, – говорю я ему, когда мы доходим до прихожей. – Не хотела напоминать вам о плохом.

– Нет нужды извиняться. У меня хватает и хороших воспоминаний, чтобы уравновесить плохие. К тому же, моя история не так уж уникальна. Наверное, в каждой семье есть своя трагедия.

Тут он заблуждается.

В моей семье трагедий было сразу две.

Когда я выхожу из квартиры Ника, мой телефон вибрирует. Хлоя прислала письмо, и я проглядываю его, отпирая дверь в квартиру 12А. Я с досадой выдыхаю, когда я вижу тему письма:

Больше в письме ничего нет – только ссылка на сайт. Я кликаю на нее и открываю статью со зловещим заголовком:

Я сую телефон обратно в карман и захожу в квартиру. Ключи я кидаю в предназначенную для них тарелочку, но промахиваюсь – связка ударяется о край столика и падает в угол прихожей, прямиком на решетку, прикрывающую вентиляционное отверстие в полу. Промежутки между витыми прутьями решетки достаточно велики, чтобы ключи могли туда провалиться.

И они проваливаются.

Моментально.

Я встаю на четвереньки и заглядываю в вентиляционное отверстие, но вижу только сплошную темноту.

Это плохо. Очень, очень плохо. Интересно, потеря ключей считается нарушением правил? Наверняка.