До турбазы мы добираемся минут двадцать, но я успеваю промокнуть насквозь за первые две. У меня не то что трусы, мне кажется, даже внутренние органы пропитались холодным дождем. Не знаю как Вадим умудрился продержаться на улице так долго, и ведь не дрожит даже! Невольно перевожу взгляд на его широкую спину, обтянутую черным прямоугольником ткани и тут же отвожу глаза. Хватит с меня видений, я еще от прошлого до конца не отошла.


К тому времени как мы доходим до рядка ветхих строений на опушке, мои зубы стучат настолько громко, что вполне могли бы подать сигнал бедствия похлеще всяких сигнальных ракет. Вот только судя по всему, помощи ждать не от кого. По сравнению с этой турбазой, даже домик лесника-оружейника кажется оживленным торговым центром посреди мегаполиса.

– Давай сюда, – Вадим тащит меня в ближайший к нам домик. На двери висят остатки амбарного замка и я понимаю, что Истомин выбил ее еще в первый свой визит.

Закрытая дверь моментально отрезает нас от стены дождя и холодного ветра, вот только легче от этого не становится. Я бегло оглядываю помещение в поисках камина или очага, но к моему разочарованию, в маленькой узкой комнате находится лишь кровать, тумбочка, небольшой деревянный стол и две табуретки.

– Жди здесь, – командует Вадим и снова скрывается за дверью.


Одежда противно липнет к коже и я пытаюсь хоть как-то выжать из нее воду. Под ногами тут же образовывается небольшая лужа, но теплее мне, конечно, не становится. Господи, я ведь окоченею здесь. Как дожить до утра, если тут ни полотенец, ни одеял? На кровати лежит облезлый матрас и я уже вполне готова завернуться в него, когда дверь снова открывается и в домике появляется Вадим с огромной алюминиевой кастрюлей.

– Замерзла? – с участием интересуется он, глядя на то как меня трясет. – Сейчас согреемся.

Он наклоняется к кастрюле и убрав мокрую доску сверху, показывает мне содержимое: в ней лежит немного дров, старый журнал и железная кружка. Я еще пару одеял нашел, сейчас разведем костер и вернусь за ними с сумкой, чтобы не промокли.

– Спасибо, – искренне шепчу и помогаю ему вырвать несколько страниц из журнала. Только бросив их в наш импровизированный камин, я замечаю картинки. Он специально??

Ладно, не думаю, что на этой турбазе была целая библиотека, но как так получилось, что единственный журнал, что он принес, оказался эротическим? Вадим иронично хмыкает и расправляет страничку так, чтобы было видно не только тело модели (голое, разумеется), но и лицо. Какое благородство! Он бы еще ее грудь прикрыл, что ли, чтобы не смущать…

– Черт, – шипит он, когда у нас сгорает уже добрая половина страничек, а дрова так и не желают загораться. – Они были под навесом, но все равно отсырели.

Мы с ним синхронно скользим глазами по комнате и практически одновременно останавливаемся на табуретках и тумбочке.

– Пойдет, – пожимает он плечами и положив табуретку на пол, отбивает грязным кроссовком “ножки”.

Через несколько минут наш костер, наконец, разгорается и начинает давать нам хоть какое-то тепло.

– Ты чего смеешься? – недоумевает он рассматривая мое лицо.

– Ничего, – отмахиваюсь, но все равно добавляю: – Просто вспомнила бездомных из американских фильмов. Они тоже часто вот так в бочках костер разводят и греются всей толпой.

– И сосиски жарят, – мечтательно подхватывает он.

Мой живот тут же начинает урчать, а во рту скапливается слюна от мыслей о праздничном ужине, на котором мы по идее, должны были сейчас быть.

– Ладно, сейчас сгоняю за одеялами и будем греться.

Вадим снова исчезает, а я продолжаю цепляться за его последнее слово. Он же не думает… Нет, он сам сказал, что меня не тронет. А греться мы будем у костра. Я и спать согласна вот прямо здесь на полу, если честно. Кровать все равно одна, пусть забирает ее, а я тут, поближе к теплу посижу.