Он подсадил ее на какой-то стол или верстак, Ольга даже не поняла, что это под ней. То, что уже вошло в нее, было сейчас средоточием всего. Молодая сила заполнила ее зовущее нутро, проникла так глубоко, как никто до сих пор. Она вскрикнула от радости обретения, которую не нужно было изображать, как когда-то давно, еще до рождения сына, когда ее неразвитый организм боялся всего инородного. Желание возникало и тогда, но раз за разом разочаровывало – никаких ощущений, кроме боли. Точно наждачкой по живому. И приходилось призывать на помощь весь свой талант, чтобы не разочаровать того мужчину, которого тогда любила. Они всегда принимают женскую неспособность к оргазму как личное оскорбление. Хотя их достоинства или недостатки чаще всего тут вообще ни при чем.

Другое дело теперь… Молодость прошла, но жизнь дарила взамен способность к наслаждению такой пробы, что у самой дух захватывало: «Господи, как хорошо!» Ольга и сейчас уже постанывала, растворяясь в новых ощущениях, что возникали в тех точках, до которых никто еще не доставал. В определенном смысле – первооткрыватель. Его пальцы вжимаются в бедра, лепят, подтягивая к себе ее тело и тут же мягко отталкивая его. Юбка задрана так, что белая полоска над волосами молочно светится. Ему должна понравиться ее кожа, раз он так любит все светлое. И словно уловив ее мысли, Макс прижал ладонь к ее животу и нажал так ловко, будто собирался сделать непрямой массаж. Выгнувшись навстречу его руке, Ольга без слов потребовала повторить это, и он опять погрузил в нее свои волшебные пальцы.

Как долго это продолжалось? Как ему когда-то, маленькому, запертому в темноте, Ольге показалось – вечность прошла. Сто лет наслаждения. Распростертая на его рабочем столе, в расстегнутой блузке, она вскрикнула от самого сильного спазма, растекшегося пульсацией удовольствия. Беззвучные сигналы счастья… Ощущение невесомости – и внутри, и вокруг… Летишь в пустоту, не испытывая страха.

Но земля уже притягивала, возвращая способность мыслить. Стыдиться. Убрав с тела его руки, Ольга сползла на пол, опустила юбку, застегнула пуговицы, затаив дыхание, прислушалась к падению тяжелой капли. Она не могла заставить себя поднять голову, взглянуть ему в глаза: «Господи, что я наделала?!» Макс обеими руками собрал ее растрепавшиеся волосы, приподнял лицо:

– Не улетай в Париж.

– Я уже обещала…

– Позвони!

Темные, прямые брови сошлись, как от боли, в складке еще поблескивает влага. Все лицо промокнуть бы мягкой-мягкой салфеткой, такая нежность сжимает сердце… Умоляющий взгляд – как от него увернуться? Как отказать этому ребенку-мужчине, что цепляется за ее руки, не отпуская, точно без нее – снова мрак, от которого теряешь сознание… Но ее ведь сын – не этот. Настоящий ждет в Париже. В другой раз может и не обрадоваться, если она соберется навестить. Там тоже нужно цеплять мгновения счастья. Вся жизнь в охоте за ним.

– Я не могу!

Она отталкивала его руки, пыталась отойти, а Макс ловил ее снова и снова. Танец желания и протеста, несколько запоздалый в своем исполнении… Но Ольгу пугало, что Макс может подумать, будто случайная вспышка способна обернуться первым звеном цепи, которая будет еще долго связывать их. Разве он не понимает, что сейчас она должна уйти? И лучше им больше не видеться. Даже случайно. Даже на тренировке.

– Только не говори, что жалеешь!

– Я не жалею, нет. – Она плохо понимала, что говорит, и путалась в словах. – Я только не хочу… Ты не должен придавать этому значение, понимаешь?

Его руки разжались:

– Как это – не придавать значения?

– Ну, не то чтобы совсем… Но не преувеличивать! Такое ведь случается время от времени.