– Ну что, героиня, не знаю, как тебя и благодарить. Как я жалею, что мы столь плохо друг друга понимаем.

– Робин хорошо?

– Да уж лучше, чем тебе. Первый раз в жизни за меня так решительно заступилась девчонка. Может, тебя оставить в каком-то селении? Ну как тебе объяснить!

Впрочем, при мысли о том, что девочку придется оставить у этих жестоких аборигенов, сердце его сжалось, он понял, что хочет этого менее всего. Он догадывался, что в родное селение ей возврата нет, не зря она добровольно пошла за ним.

– Анита плохо.

– Что?

– Анита плохо. Там.

Взглянув в указанном направлении, Робин заметил притаившуюся в кустах красотку. Подошел, присел рядом, тихонько кашлянул. Девушка, не прекращая рыдать, подняла лицо, опять закрыла его ладонями.

– Можешь не прятаться, я все видел, – сурово заявил он. – А знаешь, ты, когда плачешь, становишься чудовищной уродиной. Страшнее Бабы-яги.

Женская психология не подкачала, Робин еле успел перехватить руку, спасаясь от пощечины, и, глядя на разъяренную фурию, рассмеялся:

– О женщины, как легко вами управлять. По какому поводу рыдаем?

– Спрашиваешь! Я… До меня только сейчас все дошло. Как же я перепугалась!

– Ничего страшного, все боятся. А ты молодец, не растерялась, хорошо стреляла. Так что можешь рыдать спокойно, это нормальная реакция на стресс, пошел откат. А слезы к тому же хорошо очищают организм.

Сквозь слезы показалась лукавая улыбка:

– А что там кто-то говорил по поводу Бабы-яги?

– Небольшое преувеличение, – усмехнулся Робин. – Как тебя еще расшевелить? Да ты посмотри на сына Кавказских гор. Настоящий джентльмен!

Ахмед торжественной походкой приближался к Елене, умывавшейся у ручья. Став над ней, он протянул букет цветов и что-то сказал. Та подняла голову, коротко ответила. Джигит равнодушно отбросил букет, что-то достал из кармана, деловито осмотрел, недовольно покачал головой. Огляделся и, узрев Робина, поспешил к нему:

– Робин, у тибя есть сто долларов? Я отдам.

– Да зачем же тебе деньги?

Покосившись в сторону Аниты, Ахмед стеснительно произнес:

– Давай отойдем, а? Я тибе скажу, но тиха, понял?

– Красавица, закрой уши. Давай, говори.

– Она мине сказала: двести долларов.

– Что?

– Вах! Она сказать: двести долларов! Ты понял, да? А у миня только сто, рублями. Но она брать по курсу, я так думать.

Робин захохотал, не выдержав, прыснула златовласка. Взглянув на нее с осуждением, Ахмед обвинил:

– Вах, красавица, нильзя падслушивать.

– Ахмед, Ахмед! – Робин покачал головой. – Ну сам подумай, зачем ей здесь деньги? Она просто пошутила.

Гигант глянул на Робина мудрым взором, полным снисходительного превосходства, и заявил:

– Робин, ти плохо знать женьщин. Им всигда дэньги нада. Всигда! Ти понял?

– Прости нас, сын самой большой звезды. Мы оказались слабы. – Сабир, младший азат деревни, извивался в пыли деревенской площади, лобызая сапоги высокого человека в просторном черном одеянии, расшитом огромным количеством черепов бласов.

– Где старший азат? – брезгливо спросил хозяин сапог.

– Он мертв, – всхлипнул Сабир, – цохваны убили его.

– Как это случилось?

– О владыка Глаз Мира, мне страшно говорить! Вели убить меня, язык мой больше не может мне служить.

Пнув азата ногой, жрец прошипел:

– Я, Зардрак акх Даутор, атон всех атонов Заоблачного храма, приказываю тебе и твоему гнилому языку: ты скажешь все! Что случилось после того, как вы отправились в погоню за странным существом, похожим на женщину?

– Великий, случилась большая беда. Мы видели много чужих следов, но не боялись, с нами ведь шли нуры. Но голоногая женщина оказалась цохваном, она завела нас в ловушку. Мне страшно это вспоминать, я видел то, чего нельзя видеть ни одному человеку! Там были цохваны, очень много цохванов. Таких мы еще не видели, это ожили страшные предсказания Торанвера. Многие из них были сделаны из темной бронзы, их не брали наши топоры, а копья попросту раскалывались. У одного лицо сделано из самой ночи, другой был огромным великаном, он разрывал людей на куски. Они убили многих наших людей и всех нуров. Наши сердца переполнились большим страхом, мы стали спасать свои жизни, а цохваны гнались следом, медными когтями убивали тех, кто отставал. Мы бежали до самой деревни.