А ты знаешь, жизнь – она крепче чая с малиной,

В ней не только уют и игра…

Знаешь, вдруг пробегает дрожь —

И на сердце так разбойно, свежо, соловьино,

Что верится, плачется, а отчего – не поймёшь…


А помнишь, помнишь – мы рядышком в театре садились,

И пробегало по телу тайное, плачущее тепло,

И глаза незаметно, как воры в ночи, сходились,

И пальцы вздрагивали,

как птичье встрепенувшееся крыло…


Не сбылось! Не стало общим – нашим – небо,

Валерия Руди!

Расточились, зря пропали из ларца сказочные дары.

Розовые кони ржут, пенят медные, в яблоках, груди,

И под кожей, напрягаясь, перекатываются шары…


Нас вместе несли по свету эти розовоокие кони,

Вместе нам пели сказочные, золотогрудые соловьи…

Мне грустно, что другому в крепкие, гордые ладони

Отдала ты детские руки свои!


Другому ты доверяешь свои обиды, победы и беды,

Другой заселяет, как дом уютный, твои мечты…

Какие дороги меряют твои узкие кеды,

Кому принадлежит то небо, на которое смотришь ты?


Теперь по нашим дорогам, асфальт копытами пробуя,

Цокают скушные будни, точно в старом каком кино.

А небо, оно – у каждого своё, особое,

А у нас оно было общее – только давно, давно…


После – всё было у нас, только неба – одного на двоих —

не хватало.

Да! Разве счастье бывает – взаправдашнее, всерьёз???

И для кого же ты, юная, расплескала

Рыжее золото улыбающихся волос?


Не хватило тогда мне силы, и мужества, и тепла…

Не бывает в жизни такого, чтоб от счастья любовь бегала!

Было всё. Было солнце, и небо, и сны. И любовь – была.

Только нас с тобою, Валерия Руди, на свете, похоже, —

не было.

Стихи в честь Настасьи

…Анастасия,

Дура в лентах, серьгах и шелках!

Павел Васильев.

Дней июньских щедрая награда —
Долгая вечерняя прохлада.
Город спит, хотя ещё светло.
Берег Иртыша, улыбки, хохот,
Заводской далёкий дым и грохот,
Ветреное летнее тепло.
В переулках делается тише.
Яблочный закат лежит на крышах,
И хмельна густая темень рощ.
Ангелы, которых мы вспугнули,
В синеву взмывают, словно пули,
И летит черёмуховый дождь.
Вот теперь, в черемуховой вьюге,
О тебе, Настёна, о подруге,
Речь я издалёка заведу.
Не суди меня, подруга, строго, —
Даже если я скажу немного,
Может, очень далеко зайду…
Речи о тебе вести непросто.
Эта тема только мне по росту, —
Ты уж не мешай, не прекословь.
Вижу я, как ветрено и зыбко
В уголках у губ дрожит улыбка
И лукаво изогнулась бровь.
Целый год, – а это, друг, немало, —
Мы корпели вместе над журналом.
Сух и глух литературный дух…
У меня, не правившего строки,
До сих пор горят румянцем щёки
От твоих весёлых оплеух.
Дикая моя филологиня,
Слушаю тебя я, как разиня,
Строфикой банальною греша.
Я, как царь Кощей, над рифмой чахну,
Но порой, измученный, как ахну —
До чего же, стерва, хороша!
Хороша, как молния шальная,
Хороша, как исповедь хмельная,
Глаз суровых тьмою и огнём.
Хороша, как слепнущие звёзды,
Хороша, как этот пьяный воздух,
Выносящий мозг одним глотком!
Не смотри, родная, лоб нахмурив.
Может, ты сочтёшь, что балагурю,
Только знаешь, – это всё всерьёз.
По твоей улыбке вниз стекаю,
Контур ветра ясно ощущаю
По движению твоих волос.
Был я князем – стал отныне нищим.
Ветер твой гудит над пепелищем.
Отчего с тобой мне повезло?
Медленно вышёптывает ветер
Эту поступь, легче всех на свете,
Этих пальцев смуглое тепло!
Отчего милы мне, хоть и грубы,
Нежно обзывающие губы,
Теплота зарозовевших щёк?
Ничего я, милая, не скрою:
Просто я, наверно, был с тобою
В дни, когда нас не было ещё!
Стали мне дороже эти речи,
Эти руки смуглые и плечи,
Эта россыпь шуток по судьбе…
Будь твой взгляд ещё стократ суровей —
Капля света в капле тёплой крови
Будет вечно помнить о тебе!
Этот вечер выдался на славу!
Ямки на щеках дрожат лукаво…