Отхожу к столу, беру свой стакан и допиваю коньяк залпом. А девочка так и стоит возле окна, обнимая себя руками, и смотрит на собак.

– Массажи отменяются, я нашел себе более профессионального массажиста. Как будет время, я тебе позвоню.

Открываю дверь.

– Витя! – подзываю охранника. – Проводи девушку, пусть Тимур отвезет ее домой.

Надя разворачивается, быстро моргая, словно пытается не зарыдать.

Вот это драма. Смешно.

– Свободна пока, иди! – велю ей.

И она буквально выбегает из комнаты, хватая пальто, забывая свой кейс. Беги пока, киска.

Мне надо, чтобы твои хозяева заглотили и переварили пока мою наживку. А дальше я решу, что с тобой делать…

Хватаю телефон, вызывая Веронику, и трахаю ее всю ночь, воплощая все, что нафантазировал с девочкой. Только особого удовольствия не получаю… Потому что не тот запах, не та кожа, и нет страха и невинности в глазах.

Надежда

– Что именно он сказал, повтори слово в слово, – с горящими глазами допрашивает меня Эдик.

– Дословно я не помню.

– Ты хоть что-то можешь сделать нормально? Это ты не можешь, то – не хочешь, другое – не помнишь! – психует. – Как ты вообще такая дожила до двадцати лет!

– Какая? – нервно спрашиваю я, потому что обидно. Сколько можно меня оскорблять! Сколько можно тыкать в мою никчёмность!

– Ни рыба ни мясо, – кидает мне Эдик, снова противно хлебая чай из моей кружки. Естественно, я его не приглашала и не угощала. Он зашёл сам, открыв дверь своими ключами, и сам заварил себе чай. – Ну, говори, что помнишь, – поторапливает меня.

– Он сказал, что думает принять предложение Самарцева. А «Техстрой»…

– Точно фигурировала эта фамилия и эта организация? – прищуривается Эдуард.

– Да, я повторяла про себя, пытаясь запомнить.

– И? Что дальше? Что с «Техстроем»?

– Он продолжит делать вид, что его интересует эта организация, но будет готовить документы по Самарцеву.

– Всё?

– По сути, да.

Морщусь, когда Эдик снова шумно отхлебывает чай. Как можно так противно пить?

– Что, бля, значит «по сути»?! – психует Эдик, повышая голос.

На меня никогда никто не кричал. Ни родители, ни бабуля, ни учителя. Поводов не появлялось, я была послушной и прилежной. И поэтому от повышенного голоса у меня всегда звенит в ушах, и я начинаю теряться.

– Он матерился! – тоже повышаю голос, а это уже защитная реакция.

– Ясно. Смотри, какая ранимая, – приторно усмехается. – Это всё, конечно, хорошо… – задумывается, подозрительно меня осматривая.

– Это то, что ты хотел знать? – решаюсь спросить в надежде.

– И это тоже. Но все только начало.

– Что еще?

– Не гони коней, Надюха. Ты меня все равно очень огорчила, – разочарованно произносит Эдуард.

– Что я опять сделала не так? – нервно спрашиваю.

Последнее время я всегда в напряжении и страхе. Настолько, что меня мучают головные боли и очень плохой сон.

– Литвин сменил массажиста, не подскажешь почему?

– Не знаю, – пожимаю плечами. Если скажу, что мой массаж Литвину не понравился, отхвачу от Эдуарда. – Но всё нормально. Он предложил встречаться, – быстро поясняю я, пока Эдик не разозлился.

– Как это? Что сказал: Надежда, я ваш навеки? – издевается надо мной.

– Нет. Но он сказал, что мы еще встретимся, когда он захочет.

– Прям так и сказал? Это похоже на то, что он тебя отшил, – произносит сквозь зубы. – Передай дословно! – требует.

– Он сказал, что покупает меня! – громко выдаю я то, чего не хотела озвучивать.

– Ааа, ты всё-таки отсосала ему, что ли? – ржет, запрокидывая голову.

– Нет! – всхлипываю, потому что это обидно.

– Ну ты там не тяни, никто не будет держать при себе бабу, которая не даёт, – снова ржёт, а я закусываю щеки изнутри, чтобы не нагрубить ему.