Перелом ребер… Перелом ребер…), – повторялась одна и та же фраза.

Вконец обалдевший Себастьян моментально пал обратно на жесткое подобие подушки и взвыл от нестерпимой боли.

– Вот я кому говорю? Смирненько лежим и никуда не дергаемся!.. Левосторонний перелом ребер!.. – послышалось на обычном языке и стремительно добавилось на бесовском громогласии. – Frac-tu-ra cos-tis (лат. Перелом ребер)!.. Угу-сь?..

Участливо кивнув, Мартин вперился теперь уже темно-синим мерцающим взором. Смотря на это сиреневое мерцание, Себастьян посмешил кивнуть в ответ, соглашаясь с тем, что бесовской язык весьма красив и очень громогласен.

Длинные изогнутые ресницы удивленно заморгали, и Себастьян вдруг понял, что теперь отчетливо знает, каково это, когда кровь стынет в жилах. Сразу захотелось бежать подальше из этого угрюмого места, а, главное, никогда в жизни больше не встречаться с этим жутким типом нечеловеческой сущности.

Тем временем «жуткий тип нечеловеческой сущности» зацокал к обшарпанной тумбочке. Взяв тонкую тетрадь и пододвинув стул к постели Себастьяна, он расселся в довольно фривольной позе, и устроил целый допрос, решив, наверное, все-таки познакомиться.

– Полное имя, – оживленным голосом потребовал Мартин, вооружаясь карандашом и поудобнее пристраивая тонкую тетрадь на колене.

– Себастьян, – ответил Себастьян, – Себастьян Патрика Карди.

С видом матерого журналиста «синеглазый черт» принялся что-то строчить размашистым почерком, высунув от усердия кончик красного языка.

– Дата рождения, – последовал следующий вопрос.

– Двадцатое января, – ответил Себастьян и надрывно застонал резкой боли.

– Год рождения-то у тебя какой? – устало закатил синие глаза Мартин.

– Восемьдесят пятый, – отстраненно сказал Себастьян, явно чувствую внутри что-то неладное.

Бледное лицо вытянулось, ярко-синие глаза широко распахнулись до неимоверных размеров и удивленно захлопали длинными изогнутыми ресницами.

– Ну и маленький же мне достался пациентик! – удивленно воскликнул Мартин.

Чего-чего, а маленьким Себастьян себя давно уже не считал, ровно, как и другие работники и потому на последовавшее бесовское громогласие, ответил протяжным стоном самого сердитого характера.

– Откуда будешь? – как ни в чем не, бывало, продолжил Мартин.

– Из Плаклей… Крайних Плаклей, – надрывно простонал Себастьян, поняв, что уже не в состоянии сердиться от невыносимой боли, а заодно и от нечеловеческого взгляда пронзительно-синих глаз.

– Болел чем-нибудь серьезным? – заслышался озабоченный тон.

В этот момент Себастьян, к превеликому своему ужасу, понял, что от боли теряет память, а вместе с тем и всякую способность думать.

– Тифом вроде бы, – выдавил он из себя сквозь стиснутые зубы.

– А еще чем? – продолжал расспрос Мартин, впериваясь по самую душу прожигающим взглядом.

– Простудой! – выкрикнул Себастьян и едва сдержался, чтобы не выкрикнуть другое.

– И кого я только спрашиваю? – тяжко вздохнул Мартин, выразительно закатив ярко-синие глаза, и продолжил, но уже без прежнего энтузиазма, – Хронические заболевания имеются?

– Да не знаю я! – сердито выпалил Себастьян, и хотел было дать полную волю рвущемуся наружу красноречию, но вместо этого залился внезапным приступом удушающего кашля, стремительно перераставшего в неукротимые рвотные позывы.

«Синеглазый черт» резко встрепенулся и отбросил тетрадь в сторону, с озабоченным видом склонился над Себастьяном, пристально тараща ярко-синие глаза.

Вместо очередной порции голодной слюны Себастьян внезапно изрыгнул из себя целый фонтан алой крови и теперь с детской любознательностью вовсю изучал свою окровавленную ладонь.