Не переставая думать об этом, Клэр поднялась по ступеням и обессиленно упала на деревянную скамью. Ей придется, как следует поразмыслить, потому что родительский гнев не сравнится ни с чем. Он обрушится на ее голову, как самая настоящая буря. Выдержит ли она?

Застонав, Клэр опустила голову, пряча лицо в ладонях. Страх становился сильнее с каждой минутой промедления. Чем дольше она оттягивала момент признания, тем сильнее тряслись ноги. Она не может и дальше выдерживать все это напряжение. Лучше оборвать все одним разом.

Клэр подскочила со скамьи, и высоко подхватив юбку, бросилась назад к дому. Ничего не видя перед собой, она неслась вперед. Кажется, в последний раз она так бегала в детстве. Теперь от детства ничего не осталось.

Волосы растрепались и лезли в лицо, пуговица на плаще расстегнулась, но Клэр не обратила на это внимание. Уже в доме, она чудом успела увернуться, чтобы не врезаться в Эмму. Она вмиг вбежала по лестнице, поворачивая в восточное крыло, где располагались родительские комнаты. Не помедлив перед закрытой дверью, она забежала в комнату матери и остановилась, тяжело дыша.

Мама сидела в кровати, медленно потягивая горячий чай. Ее брови удивленно взметнулись вверх от вида растрепанной дочери. Но это быстро прошло, сменяясь гневом. Отставив чашку в сторону, Крессида поднялась с постели.

— Что ты себе позволяешь, посмев заявиться ко мне в таком растрепанном виде? — процедила она, пытаясь ухватить дочь за руку.

Клэр отскочила, едва не запнувшись об подол платья. Устояв, она застыла на месте, пристально вглядываясь в материнское лицо.

— Я не выйду за графа Татла, — проговорила она, — не выйду. Сомневаюсь, что он захочет в жены, девушку, которая знала другого мужчину до брака. Я не стану хранить эту тайну. Если вы заставите меня, я дождусь венчания и расскажу всю правду перед алтарем и святым отцом. Я не выйду за графа Татла. Никогда.

Наверное, Клэр могла бы продолжить, если бы не жесткая материнская пощечина, которая обожгла ее щеку. Других слов не нужно. Все решилось.

3. Глава 3

Ей не разрешалось выходить из комнаты. Ей не позволяли принимать гостей и единственной, кто допускался к ней, была Эмма. Девушка заменяла ей горничную, а порой и собеседницу, несмотря на их общую неприязнь. Клэр смирилась с ее присутствием.
Она предполагала, что Эмма устраивала мать своей не болтливостью, которой отличались другие девушки. Она умела держать язык за зубами. И она оправдала возложенную на нее миссию. Она никому не рассказала, что хозяйская дочь не страдает от тяжелых приступов мигрени, да и ничем другим не болеет. Ее здоровье в полном порядке, несмотря на то, что почти вся прислуга в доме знала другую, выдуманную историю. Так же Эмма не стала доносить о синяке на лице молодой госпожи. Он появился в тот день, ровно месяц назад, когда леди Крессида выволокла дочь из комнаты.
Клэр подошла к зеркалу. Конечно же, за это время, от синяка не осталось и следа, но она все еще помнила ту резкую боль. И сомневалась, что когда-нибудь забудет.
Плотнее обхватив себя руками и соединяя концы тонкого вязаного полотна шали на груди, Клэр села в кресло. Мать четко следила за тем, чтобы ее запрет неукоснительно соблюдался. Никто не смел выпускать Клэр из комнаты. Теперь для нее единственным источником свежего воздуха было открытое окно. Не более этого.
Клэр покачала головой. За эти дни ее заточения в поместье часто приезжал граф Татл. Она получила от него несколько записок. Он выражал сочувствие состоянием ее здоровья и надеялся на скорую встречу. Вот уж нет. Она сожгла эти клочки бумаги в камине и ни на мгновение об этом не пожалела. Похоже, мама все еще не отступила от своего плана.