— Видишь ли, мой авторитет пострадал меньше всего, — насмешливо подытоживает тот, чья рука никак не оставит в покое моё лицо. — Он вообще не от тебя зависит. А вот факт твоей наглости…

Хорошо, что Антон всё-таки заговорил. Так я, наконец, прихожу в себя достаточно, чтобы убрать его руку со своего лица. Хотя не решаюсь сделать это резко. Я вообще на такое действие решаюсь только потому, что вспоминаю — все знают, что он сюда меня понёс. Если что случится, ему не отвертеться. И, наверное, сам это понимает, так что не должен жестить.

Антон вроде бы и не реагирует, не пытается руку вернуть.

— Ты многое себе позволяешь, кукла, — равнодушно бросает он. Хотя вообще-то кто бы говорил, ну да ладно. Благоразумно молчу. — Поэтому твой вариант я приму только с одним условием.

Стискиваю зубы от его заявлений и бездушного «кукла», но мысленно прошу себя о выдержке. Я могу быть какого угодно мнения об этом выродке, но демонстрировать его сейчас, когда мы тут одни — не лучшая идея. А я и так уже много лишнего наговорила. И сделала, наверное, тоже. Хотя с пощёчиной сам виноват — нефиг было целовать меня так откровенно, словно право имеет.

— Каким? — бесцветно интересуюсь, будто мне в целом пофиг.

Антон блуждает по моему лицу задумчивым взглядом, будто понять что-то там пытается, разглядеть. Ну а я всё ещё сохраняю выдержку, потому выдерживаю это и даже преодолеваю в себе порыв отодвинуться. Хотя это надо бы — вовсе ни к чему зажимать меня, чтобы диктовать какие-то условия.

Если только это не особые, совсем не приличные, условия…

Кожа горит от этой мысли, и потемневший взгляд Антона не внушает спокойствия.

И рада бы нарушить эту уже порядком напрягающую и офигеть какую неоднозначную паузу, да только губы не слушаются. Я даже дышу едва ли, что уж там о более сложных процессах говорить.

Неужели папины уроки мне пригодятся уже совсем скоро?..

— Ты поцелуешь меня. Сейчас, когда вокруг никого нет, и можно не скрываться. Целуешь так, чтобы мне понравилось. Сделаешь это — и мы возвращаемся, я принимаю твои извинения и… как ты там сказала? — Антон ухмыляется, якобы вспоминая. — Всё у всех хорошо.

Не сказать, что его «условие» удивляет. Учитывая его горящий взгляд, я ожидала что-то подобное. Надеялась, конечно, избежать, но подсознательно знала.

Особенно после того жаркого поцелуя, что у нас был недавно...

— А если нет? — враждебно спрашиваю, не понимая, почему Антон смотрит так, будто ему есть дело до моего ответа.

Я бы поняла такой взгляд в том случае, если бы он просто о поцелуе заговорил, или мягко склонял, как некоторые парни делали. Но мне тут жёсткое условие выдвигают в нетипичных и далёких от располагающих обстоятельствах.

— Тогда мы слегка подправим твой вид, — не сразу отвечает Антон. Его насмешливая и в тон мне враждебная интонация не вселяет оптимизма, как и смысл слов. Мгновенно напрягаюсь и судорожно ищу взглядом, за что зацепиться, куда уйти… Он всерьёз собирается поднять на меня руку? — Добавим листиков в волосы, растреплем их, сорвём несколько пуговиц рубашки, оставим тут трусики, — тем временем, прикидывает вслух Антон, окидывая меня взглядом.

Кажется, я даже не моргаю, ошалело глядя на него. Уж лучше бы и вправду ударил.

Я чуть не поставила в неловкое положение при всех его, и теперь он хочет отомстить? Оттолкнула его при ребятах — и он хочет показать им, что получил больше?

Или это просто ради того, чтобы сплетничали в первую очередь обо мне? Только поступила, и уже отличилась сексом в лесу с сомнительным типом?..

Эти его требования ведь об этом. Своеобразный способ заклеймить меня им.