– Мы добавили жёлтую и красную, надо продеть бусинку, затем добавим синюю и зелёную.

Потом она обратилась к мадемуазель Де Куртон:

– Верно, мадемузаель? Синяя и зелёная после жёлтой и красной? Ох! Не красиво получается, мне уже начало надоедать, закончу ряд и передам Джемиле.

Мадемуазель Де Куртон подошла к ним посмотреть на сочетание цветов, но главным образом, чтобы скрыться от Бехлюля, который подбежал и отнял машинку у Бюлента, криво подстригшего волосы Беширу и теперь ленившегося доделать. Джемиле хотела заняться рукоделием, подвинулась и слушала советы, которые старая гувернантка давала Нихаль.

Над садом витала дымка, не успевшая рассеяться после жаркой августовской ночи; тяжёлый аромат жимолости, жёлтых роз, жасмина из беседки и гвоздик и левкоев из сада плавал в этой дымке, не в силах вздохнуть, как будто ошеломлённый. Рыжий кот Фындык, который сегодня утром вышел с Нихаль на прогулку в сад, робко вытянул вперёд лапу и трогал упавшие на землю волосы Бешира, желая понять, что это за чёрные кудряшки, у решётки беседки непрерывно кружила жужжащая пчела, потерявшая голову от цветочных ароматов, а в углу сада прыгала туда-сюда пара воробьёв, боявшаяся бабочек.

Над садом словно расправила крылья глубокая счастливая тишина, которая в спокойной атмосфере будто усыпляла этот уголок жизни.

В особняке словно позабыли о большом событии. Никто об этом не говорил. Даже головная боль Шакире Ханым, начавшаяся после того дня, утихла, исчез платок, повязанный вокруг головы. Однажды было упомянуто, что произойдут изменения в спальнях наверху и получено одобрение Нихаль на объединение классной комнаты со спальней и освобождение четвёртой комнаты. Нихаль лишь кивнула головой в знак согласия. Потом и об этом позабыли, и ни она, ни окружающие больше ничего об этом не говорили. Нихаль словно была в сладком сне. Она ни о чём не думала в надежде, что больше ничего не случится. Она прижималась к отцу сильнее, чем обычно, хотела оставить его для себя больше, чем обычно.

Наконец, в особняке поднялось большое волнение, а к пристани подошла баржа. Было шумно, из баржи что-то выгружали. Нихаль подбежала к окну и увидела спальный гарнитур!

Это был красивый гарнитур из клёна. Нихаль вдруг поняла. Причина перестановок в комнатах стала ясна только с прибытием спального гарнитура. Не желая увидеть ещё больше, она убежала в сад.

Два дня гарнитур стоял в холле наверху. Аднан Бей ждал, что Нихаль что-нибудь спросит, но Нихаль два дня проходила мимо беспорядка в холле, словно не замечая.

Сегодня, когда мадемуазель Де Куртон говорила:

– Нет, нет, синяя и зелёная совсем не подходят, надо найти что-то другое, – Нихаль вдруг спросила:

– Мадемуазель! Почему не освободили комнаты?

Старая дева подняла голову. Вопрос был настолько неожиданным, что она не смогла сразу ответить.

– Что, если сегодня освободим?

Мадемуазель Де Куртон с небольшим сомнением ответила:

– Хорошо, но потом придут рабочие, поменяют шторы, комнату…

Она не закончила фразу. «Комнату покрасят,» – собиралась сказать она.

– … Там много работы. Вместо того, чтобы оставаться среди шума… Кстати, мы в этом году не были на острове, верно, Нихаль? Поехать бы к твоей тёте, погостить у неё недельку-другую…

Идея принадлежала мадемуазель Де Куртон. Она то и дело её предлагала и хотела увезти Нихаль перед приездом новой матери, как увезла перед смертью её собственной. Нихаль кривила губы в знак неодобрения. Она боялась, что если уедет, произойдёт то, что отнимет у неё отца. Однажды она без колебаний согласилась:

– Вместе с Бюлентом и Беширом, да? Если так, поедем сегодня, прямо сейчас. Только подождём, пока освободят комнату для занятий, а потом… Потом пусть делают, что хотят.