Он будто напевал про себя: «Да, через десять минут…» Вдруг он вспомнил о Нихаль и Бюленте. Дома у него тоже были дела. Сегодня он хотел подготовить детей, спешил заставить умолкнуть сердцебиение, которое мешало полноте его блаженства.

Сердцебиение участилось, когда лодка из красного дерева рассекала воду и быстро двигалась, будто у неё не было других дел. Он пока не нашёл лёгкого пути, не смог выбрать ни один из придуманных способов. Он думал о Шакире Ханым (женщине, которая была невольницей его жены, а после рождения Нихаль стала служанкой и жила в доме как член семьи) но иногда говорил: «Нет, лучше использовать как посредника гувернантку». Когда лодка подошла к пирсу и к ней подбежал маленький темнокожий Бешир, поджидавший у ворот, Аднан Бей спросил:

– Дети не приехали?

Он почувствовал облегчение, когда понял, что не приехали. Сейчас ему хотелось и увидеть их, и отложить этот момент. Он отправил детей с гувернанткой в Бебек Бахчеси, чтобы остаться одному.

Аднан Бей разделся, надел домашние брюки из тонкой саржи и белую сатиновую рубашку, потом поискал чёрный пиджак из шерсти альпака; нервным движением руки он открыл дверцу шкафа с зеркалом, затем посмотрел на вешалку, стоявшую в углу команты. Он не мог найти пиджак. Тогда Аднан Бей нажал на кнопку звонка и отругал пришедшую Несрин: «Всё в беспорядке! О моих делах не заботятся, вот уже битый час ищу чёрный пиджак.»

Рукав чёрного пиджака свисал с края стула, на который Аднан Бей бросил снятую одежду. Несрин прошла вперёд и вытащила из-под неё пиджак.

«Видите? Вы оставили его на стуле, у Вас нет привычки класть что-то на место…» – сказала она. Каждый раз, когда были видны недостатки в работе прислуги, Аднан Бей привык говорить, что когда в доме нет хозяйки, сколько ни старайся, невозможно рассказать прислуге о своих проблемах. Когда Несрин выходила из комнаты, он спросил:

– Дети не приехали?

Аднан Бей спустился вниз, некоторое время смотрел из окна холла на море и его терпение было на исходе. Потом он пошёл в кабинет; ему хотелось чем-то заняться. Его главным увлечением была резьба по дереву. Свободное время он тратил на вырезание рельефных изображений на ножах для бумаги, чернильницах, спичечных коробках. Уже несколько дней он работал над небольшой тарелкой с профилем Нихаль посередине. Аднан Бей захотел взять тарелку в руки и поработать, но не смог. Он снова нажал на кнопку звонка и в комнату снова вошла Несрин:

– Нихаль и Бюлент не приехали?

Несрин с улыбкой ответила:

– Не приехали, господин, но вот-вот приедут.

Когда девушка вышла, Аднан Бей почувствовал страх. Да, они приедут. И тогда? Что он будет делать?

Он больше всего думал о Нихаль. Кроме доводов, придуманных, чтобы избавиться от сомнений, был страх, который никак нельзя было заглушить, возникший в результате раздумий о влиянии на неё этого события. Аднан Бей был уверен, что нежная, тонкая, похожая на водный цветок девочка не сможет остаться равнодушной, когда другое тело, другая любовь станет преградой между ней и отцом. Он понимал, что когда она ребёнком осталась без матери, ей не было больно, затем она подросла и раз за разом ощущала боль, когда думала об этом и это оставляло на её лице усиливавшуюся печаль сиротского смирения. Когда она улыбалась отцу, её взгляд будто скрывал в глубине слёзы скорби о матери, узнать и полюбить которую не нашлось времени и даже лицо которой было невозможно вспомнить. Теперь вторая мать отчасти заберёт у неё отца. О! Какую горестную рану может нанести второе расставание этому бедному сердцу! Когда он думал об этом, его сердце обливалось кровью. Но он решил, что это неизбежно и нужно позволить этому случиться.