– Гаси, – даю отмашку.

Маринка краснеет. Тянется еще ближе. Обнимая за шею, тычется губами в ухо. Меня тотчас дрожь рубит. Да такая лютая – ощущение, что кожа сходит.

– Ты спрашивал по оргазмам… – шепчет задушенно. – Загвоздка в том, что там условие, – стопорится, выдерживая паузу. А потом, когда у меня буксует сердце, с тем же придыханием шелестит: – Зачтется только настоящий оргазм. С парнем.

Стискиваю ее, не позволяя отстраниться. Прижимаю к себе уж явно не по-братски. Порочно, жадно, свирепо.

– Я буду этим парнем, – выбиваю, скользя по ее щеке губами.

Маринка содрогается и замирает. Позволяет мне всасывать кожу на своей шее. Раз, другой… Дурею.

И она отталкивает.

Сцепляемся мутными взглядами. Ее такой же хмельной, как и мой. Оказывается, существует такая хрень, когда тебя настолько кроет от девчонки, что ты ее будто визуально ебешь. Каждая часть Маринки причиняет мне адское удовольствие. Просто от того, что я смотрю на нее. Каждая ее часть, блядь. Каждый миллиметр.

Жду, что она, как обычно, завопит нечто вроде: «Просто так сказала! Тебя не просила!». Но Чаруша молчит. Она, мать вашу, молчит. А молчание… Молчание – это, всем известно, знак согласия.

Тотально. На максималках. Меня раскатывает.

– Пойдем танцевать, – просит Маринка.

И вот тогда… Мы взрываем танцпол. Я, конечно, всегда знал, что она охуенно танцует, а я просто сам по себе охуенен. Но, блядь, такого урагана у меня не было ни с кем.

Окончательно завязываю себя контролировать. Прижимаю Маринку с одним-единственным посылом – агрессивно сливаюсь с ее телом. Послабляю напор, только когда она страстно виляет, выделывая по мне какие-то безумные пируэты. Иногда вращаю ее сам – хочу, чтобы у нее кружилась голова. И… Зализываю ее, конечно. Шею, ключицы, вырез платья.

«Список, Тоха… Список…» – долбит все слабее.

Я, безусловно, помню, что это Маринка Чарушина. Но как-то так случается, что эта информация постепенно перестает ощущаться катастрофической. Я не могу отлепиться от своей мелкой ведьмы.

Особенно, когда она бомбит на ухо:

– Мне так жарко… Так классно, Дань… Так кайфово…

Смотрю ей в глаза и понимаю, что каждый раз, когда наши взгляды сцепляются, контакт ощущается запредельно полным. Черт пойми, как это работает, но в этот момент я от Чарушиной искрами разлетаюсь.

Хочу тормознуть, когда Маринка отворачивается, но в тот самый миг она припадает ко мне спиной. Хрипло стону, едва ее ягодицы впечатываются мне в пах.

– Упс… Ай… – строчит она на выдохе. – Ох, Даня… Ох…

Я, как истинный зверь, разговаривать не способен. Только жмусь к ней плотнее. Скользнув ладонью по животу, усиливаю давление.

Толкаюсь… Блядь, толкаюсь в Маринку Чарушину… Блядь…

И столько стонов высекаю, сколько не всегда, кончая, выдам.

С трудом, но допираю: беда близко. Сцепляя зубы, отрываюсь от нее. Тяну с танцпола к бару. Толкаю на стул. Заказываю ей фанту, себе еще стопку водки.

– Что это? Почему мне газировка? Да-а-аня… – обижается Чаруша.

Ответить ничего не успеваю, как она подхватывает мою стопку и вливает водку себе в стакан. Довольно улыбается и, наконец, припадает губами к соломке.

– Ладно, – сдаюсь я.

И заказываю себе новую порцию.

Выпиваем, практически не разрывая зрительного контакта. А потом… Маринка толкает стакан по стойке и подается ко мне. Я инстинктивно навстречу тулю. Ловлю ее руками, она тоже сходу мне на шею хомут навешивает.

Взглядом в себя затягивает. Мой мозг плавится и превращается в бесполезную пульсирующую массу. За грудиной топит – сердце, что ли, наяривает… Какого хрена? Давно отдышался после танцпола, а оно вдруг срывается. Набирает немыслимых оборотов, гремит по ребрам.